Калибр имеет значение?

– Ну-у-у… – нехотя протянул Ваграм. – Это дело сложное. Даже тебе, друг, ничего обещать не могу… Но, верь мне, ты же мой самый старый друг – для тебя я постараюсь. Да, постараюсь, сделаю все, что только можно… Все…

И Леня вздохнул, понимая, что даже если Ваграм и действительно постарается, шансов мало. По сути, шансов нет.

– Ну, что ж… – произнес Шумахер уже вполголоса, совсем понурив голову. – Похоже, действительно, придется идти к дяде Сене.

И пошел. Благо дядя Сеня жил в соседнем подъезде…

Закатное солнце позолотило крышу заброшенной птицефабрики на том берегу. От руин общественного туалета протянулась длинная тень, пересекла пустырь и легла под ноги Становому. Вечерний сквозняк принес запах реки, водорослей и шашлыка, выше по течению кто-то разворачивал мангал. Шахматисты стояли плотной кучей, музыканты прижимали к себе инструменты.

Становой выискал глазами в ряду коллег Леню Шумахера.

– Ну, что достал?

– Достал, что смог, – скромно произнес парень и протянул Становому промасленную тряпицу с чем-то, аккуратно в нее завернутым.

Геннадий Станиславович развернул куль, и на свет Божий показалось нечто продолговатое и слегка изогнутое, из металла и дерева. С одной стороны у него виднелись две шурупных головки, а с дугой крепился механизм, напоминавший одновременно билетный компостер и ручную кофемолку.

– Что это? – недоуменно спросил Становой.

– Русский пистолет кремневый образца 1809 года, – гордо заявил Леня.

– Где ты его взял?

– У дяди Сени, – пояснил Шумахер. – Он же доктор исторических наук, коллекционер… У него много всего интересного есть. Например, походный рукомойник с выдвижным поддоном… А это отличное оружие. Был создан в период перехода русской армии на семилинейный калибр, использовался в кирасирских, драгунских и гусарских полках… Смотрите, какая массивная ручка – если заряд не сработает, можно уничтожать живую силу прямо ею…

Становой не успел даже вздохнуть.

– К барьеру! – старушка-голубятница взмахнула зонтиком. Пес Мопсик перестал чесаться и тихонько заскулил.

Геннадий Станиславович обреченно поднял пистолет в вытянутой руке. «Честь дороже жизни!» – мысленно решил прославленный ученый. Противники начали медленно сходиться.

– Ну, чистый вестерн, – пропыхтел инженер Митрофанов, вынул платок в крупную клетку и принялся протирать потное лицо.

Когда дуэлянты оказались поближе друг к другу, Становой заметил, что оружие его противника мало чем отличается от его собственного. Это была еще более странная пистоль с расширяющимся раструбом ствола. «Мушкет, что ли? – подумал отставной доцент. – Шансы увеличиваются!»

Пистоль в руке Ираклия дрожала. Становой ступал как-то неуверенно, боком. Вдруг в его кармане зазвонил мобильник.

– Антонин Дворжак… Из «Нового Мира». Обожаю его! – Ираклий Швец опустил пистолет, прислушиваясь к мелодии.

– Симфония девять, часть четвертая, – кивнул Становой. – Моя любимая. Простите, я отвечу… Да, Люся, что случилось? Нет, оливкового не было, пришлось взять подсолнечное на рынке. Ну что я могу сделать? Я? Нет, пока не могу. У меня дуэль. Ду-эль! Ну все, пока, целую! До вечера!

Он положил телефон в карман, взглянул на Швеца, потом оглянулся на шахматистов.

– Что, мордатый, струсил? – захихикала голубятница.

Собачница только уничижительно фыркнула.

– Я? Да ни за что! Продолжим? – Становой поправил шляпу.

– Вне всяких сомнений! – Ираклий тряхнул головой, рассыпая по плечам седеющие кудри.

– Что значит «вне сомнений»?! Как так «вне сомнений»? – от группы музыкантов отделилась тоненькая фигурка в белой блузке и черных брюках. Сердце Шумахера забилось сильнее. Она! Та самая девушка с тубой. Вот только тубы не было, и теперь Леня мог рассмотреть ее полностью. И то, что он видел, совершенно его заворожило. Закат вплел в пышную каштановую прическу легкомысленную рыжину, грудь вздымалась, щеки горели. Хороша, Боже, как хороша! – подумал шахматист и, сам того не замечая, тоже подался вперед.

– Ираклий Петрович, вы же сами нам говорили про волшебную силу искусства! Я думала, вы искренний человек, думала, вы способны на великодушие, а вы…

– Лидочка! Но этот субъект нас оскорбил. Хочет прогнать оркестр, а мы и так на птичьих правах!

Лидочка! Вот как ее зовут! Леня был уже на полпути к дуэлянтам.

– Эй, девонька, не мешай мужчинам решать мужские вопросы, – прокаркала голубятница.

– Самой из-за дудки не видно, а туда же – миротворствовать! – поддержала ее собачница.

Сердце Лени не выдержало, какая-то неведомая ему доселе сила словно бы приподняла его. И он сделал шаг вперед:

– Женщины, а ну-ка помолчите! Дайте девушке сказать, – строго произнес он, сам удивляясь твердости своего голоса, а потом, совсем уж осмелев, обернулся к своему боссу. – А вы, Геннадий Станиславович, ученый человек, в институте опыты ставили, а до такого мракобесия докатились…

Лида увидела стройного утонченного молодого человека, с волевыми скулами, в тонких очках, и ее глаза заблестели еще ярче. Ее голос стал еще решительней.