Калека, Дева, Старец и Дитя

— Бремя? Ты так привязался к ящику за спиной, что весь извёлся, пока не нашёл новую ношу?

— Вроде того. Позволь мне нести её за тебя.

— Ты жадный. — Я изо всех сил старалась не потерять нить разговора. Он изо всех сил старался заставить меня замолчать. — Тогда что за печать ты на меня поставил?

— Это не одна печать, а три.

— Жадный.

— Первая — защитная. У тебя ведь полно врагов, а Дитя с его желанием проткнуть тебя мечом — первый среди этих психопатов. Теперь у него ничего не выйдет.

Ладно. Старец давно хотел её поставить.

— Вторая — связующая. Я всегда буду знать, где ты находишься.

Эту он тоже хотел поставить, даже когда я находилась в ящике.

— Третья — смертельная. Любой, кто прикоснётся к тебе там, умрёт. — И эта мысль невероятно его возбуждала. Он присвоил меня так, как не смог бы никто другой.

— Жадный. Жадный.

Я стала недосягаема для мужчин даже в большем смысле, чем когда жила в горах.

Старец не вернул мне техники, но заменил их силу своими печатями. Он не вернул мне прошлое, но всерьёз собирался заменить его лучшим настоящим. Его попытка всё исправить была трогательна, но представляла собой протез по сравнению с утраченной конечностью.

— Я — последняя из Дев.

— И тебе не надо мне об этом напоминать, честно.

— Значит, ты понимаешь, что я должна возродить свой клан как можно скорее.

Опустив голову, я посмотрела на оружие, которое до сих пор держала в своих руках. Второй меч. Совсем не тот, который мне нужен. Сбросив его, как надоевшую игрушку на пол, я положила руку Старцу на пах.

— Дай мне вот это.

Я не удивила бы его сильнее, даже если бы решила убить оружием, которое он мне доверил. Поцелуи — одно, но это просто…

Пока его разум пытался разобраться в ситуации, его тело уже накрыло меня, а рука, повторив моё движение, оказалась между моих бёдер. Он не собирался переспрашивать и уточнять, потому что уже заявил на меня права, но всё равно до последнего ждал подвоха. Привыкнув сопротивляться собственному желанию, он не мог поверить, что я так легко сдалась своему.

Я развела ноги и выгнулась навстречу, когда почувствовала приятное давление. Потёрлась об его ладонь, но Старец отдёрнул её… чтобы в следующую секунду прикоснуться ко мне кончиками пальцев. Он поглаживал меня, и я знала, что в прошлом он так поступал с женщинами, чтобы подготовить их. Теперь в этом не было нужды, я была очень влажной, и он просто наслаждался этим. Хотел почувствовать моё собственное желание. От своей похоти он уже устал. Без меня, готовой её утолить, она становилась проклятьем.

Вглядываясь в моё лицо, выискивая признаки боли, он раздвинул складочки и медленно ввёл внутрь палец. Я не сдержала стона, и уже только от этого мужчина задрожал. Это было так невыносимо, хотя он знал, представлял, был готов к этому. Он верил, что близость с Девой его освободит. В итоге? Никакого облегчения.

То же и со мной. Вместо того чтобы покорно замереть, я двинула бёдрами. А потом ещё раз, насаживаясь, сжимаясь. Желая его ещё ближе, теснее. Откровенно соблазняя, хотя никогда бы не подумала, что с ним мне это понадобится.

— Не спеши. — В его хриплом голосе слышалась мольба. — Дай мне привыкнуть к тебе… хотя бы так.

— Посмотри туда, — попросила я, веря, что его это успокоит. — Там твоя печать. Понимаешь? Она на тебя не действует. Так почему ты трогаешь меня так, будто боишься умереть?

— Ты убиваешь меня.

Если бы. Это было бы приемлемее, чем то, что сейчас творилось. Но ведь моя роль заключалась в обратном на протяжении десяти лет. Я помогала ему выживать, даже не зная об этом. Он всегда был бодрым и возбуждённым. Сейчас он должен был оставаться таким особенно, потому что я этого хотела. Разве он не считал себя обязанным, реализовать самым лучшим образом силы, которые получил от меня? Проявить такую же щедрость ко мне?

Но мужчина даже одежду не снял. И больше не целовал меня, боясь оцарапать и спугнуть расцветающее удовольствие. Удерживая себя на расстоянии, он только ласкал меня внизу. Мало… даже при том, что это «мало» уже переполняло меня. Что это? Попытка привязать меня ещё сильнее к его рукам? Даже теперь, причиняя эту новую, сладкую боль, они могли дать фору лунному свету.

Замерев в последний миг, я смотрела не за окно, а ему в глаза.

— Так вот в чём заключена прелесть Внешнего мира? — Я свела ноги, удерживая его ладонь на месте. — В том, что я проснулась в доме Утешений, есть что-то символичное. Теперь я признаю, что это было самое удачное место для знакомства с тобой.

— Я счастлив.

— Зря. Я обращаюсь не к тебе, а к твоей руке, с которой занималась любовью только что.

— Серьёзно?

— Дева впервые захотела мужчину, а ты решил отделаться от неё имитацией. Ты хоть понимаешь, насколько это подло?

— Я забочусь о тебе.

— Раньше твоя забота была неотделима от мыслей о совокуплении, а теперь, когда я хочу, чтобы ты обо мне «позаботился», ты вспомнил о приличиях? Ты развратен, Старик, не пытайся убедить меня в обратном. — Я двинула бёдрами. — Твои пальцы всё ещё во мне, это развратнее самого соития.

— Молчи… — Но вопреки собственным словам он поощрил меня, наклоняясь, проникая глубже.