Собрав влажные волосы на затылке, я опустилась на кровать и подпёрла голову рукой. Делая вид, что ничего особенного не происходит, хотя всё это выглядело куда откровеннее, чем моя собственная невинная просьба «спать» со мной. Чем близость сама по себе. Старец не уделял прелюдиям столько внимания и времени, сколько подготовке к сложнейшей из техник теперь. Он отнёсся к этому ответственно. Потому что не мог иначе. Потому что дело касалось меня. Потому что речь шла о Датэ: их сражение начиналось здесь и сейчас. Он собирался превзойти его… возможно, не только как отшельник.
Старец ведь думал о том же самом, глядя на меня так?
— Поторопись, — пробормотала я, заметно нервничая. Не зная, из-за чего конкретно. — Сегодня торжество луны, я бы предпочла чувствовать на себе её прикосновения.
Он усмехнулся.
— Ревность к камню. Вот теперь, действительно, хуже не придумаешь.
— Камню? — Я бы оскорбилась, если бы дело было не в разнице менталитетов. — Вы, Старцы, помешаны на них, не так ли?
— В какой-то мере, но это правда. Луна сияет только потому, что отражает свет солнца.
Ах да, он же был наследником знатного рода, его образованием занимались умнейшие люди юга.
— Значит, по-твоему, луна — просто зеркало солнца?
— Да. — Он присел перед кроватью. — Но луну ты всё равно любишь больше.
Вместо ответа я легла на спину, подставляя себя свету, льющему из открытого окна. Одно успокаивало: комната находилась на верхнем этаже, и отсюда открывался прекрасный вид на небо. Ожидая, я смотрела на сияющий диск.
Прекрасен.
Не знаю, виновато ли в этом десятилетнее заточение или тревоги последних дней, но сейчас, получив полноправную возможность отдохнуть привычным образом, я не просто расслабилась, моё тело наполнилось истомой. Стало таким невероятно чувствительным. Даже свет ощущался теперь как полноценное скользящее движение. От шеи до живота — так тепло, ласково, буквально заставляя выгнуться навстречу.
Выдохнув, я повернула голову к Старцу, чтобы узнать, скоро ли он…
А?
Мужчина был невероятно близко, и его ладонь лежала на моём животе, почти там, где сосредоточилось зовущее чувство. Уставившись на его руку, я не могла поверить.
Мужское прикосновение не может быть таким.
— Не трогай.
— Серьёзно? Забыла, зачем ты пришла сюда? — Илай выглядел собранным. Он прикасался ко мне сотню раз, но теперь от этого зависело всё, и если его это успокаивало, то меня начало беспокоить именно сейчас.
— Ты… ты всё испортишь.
— Не переживай об этом. Я доведу дело до конца, это важнее всего для меня сейчас.
Конечно, он ведь знал, что второго шанса не представится. И теперь, когда он навис надо мной, я поняла, что согласилась на это под впечатлениями от его прошлого, а не от незнания своего собственного. Как если бы мне было любопытно испытать на себе то, что такой мастер подготовил специально для меня…
Даже в мыслях это прозвучало пошло, но я имела в виду совсем другое. Я помнила, как он точно так же ставил печати на брата, отца, племянницу, самого себя. Все эти техники несли в себе разный посыл, одни защищали, другие убивали, а объединяла их его кровь. Это было как породниться с ним. Интимное действо само по себе… так я ещё лежала обнажённой в его кровати ночью, доводя интимность до предела.
Закатав рукава, Илай взял кисть и обмакнул её в приготовленные чернила. Запахло кровью, и я зажмурилась, приготовившись к боли или, на крайний случай, обмороку. Раньше, когда дело доходило до манипуляций с моей печатью, я теряла сознание, поэтому теперь так напряглась…
Прикосновение кисти к центру груди, лёгкое и безобидное, обескуражило.
Короткие касания кончика сменялись долгими ласкающими движениями. А потом я почувствовала чужое дыхание. Невесомое тепло скользнуло по влажной коже и чувствительным соскам. Я невольно представила, что лежи перед ним другая женщина, он бы прикоснулся к её груди иначе. Возможно, он смотрел сейчас на яркие вершинки и думал о том же… Я не решалась открыть глаза, чтобы проверить. Но воображение удружило.
Я узнала о Старце слишком много лишнего, чтобы теперь воспринимать его иначе, нежели своего… любовника. Да, именно так реагировало на него моё тело, привыкшее к его прикосновениям, и моё сознание, перенасыщенное его эротическими впечатлениями. У него было много женщин. И в то же время всего одна.
Он не запоминал их лиц, не знал имён, их вообще ничего не связывало, кроме его одержимости, но при этом Старец не относился к ним пренебрежительно. Каждый раз, когда дело доходило до постели, он обращался с женщиной, как с Девой. Даже если это была шлюха, он вёл себя так, будто заполучил именно меня, и пришло время показать всё, на что он способен.