— Хочешь, чтобы я прикоснулась к тебе вот так? — предложила я, приподнимаясь и отводя колено в сторону. — Вчера тебе это настолько понравилось, что я вся была покрыта твоей влагой. Сделаешь так снова? — Выступ на её горле дёрнулся, когда я прижалась к её бёдрам своими. Не знаю, что мне нравилось больше: ощущение её напряжённого, сильного тела под собой или этот особенный взгляд, который значил даже больше, чем признания и поцелуи. Чили позволяла мне располагаться на ней поудобнее. Щедрость, которая каждый раз удивляла, но я всё равно требовательно протянула: — Пожалуйста, Чили, сделай так снова.
Она смотрела на меня из-под ресниц так, будто уже пожалела, что решила следовать приличиям, понятным одной лишь ей. То, что происходило теперь, было намного опаснее невинного поцелуя.
— Тебе вообще не надо ко мне прикасаться. — Её голос звучал сдавлено, хрипло.
— Разве?
— Одного твоего вида вполне достаточно.
— Ну и как тебе вид?
— Тебе и правда очень идёт эта поза. Думаю, это единственная приемлемая поза для Девы. Особенно если дело касается Калеки.
Я собралась разубедить её в этом, привести новые аргументы, может даже, накричать… но передумала.
— Такие мысли тебя возбуждают? Тогда, конечно, можешь считать себя Калекой.
— Ага, всё так, и, глядя на тебя, мне начинает казаться, что нам рассказали искажённую версию знаменитой легенды, и всё было наоборот.
— Очень смешно. — Она намекала на то, что именно Дева изнасиловала Калеку?! Возмутительное святотатство… от которого мне стало стыдно и волнительно одновременно.
— А если нет, тогда ты тем более в нужной для мести позиции, — рассудила Чили, кажется, впервые радуясь вражде наших кланов. Просто потому что сейчас это позволило нам разыграть эту сцену по ролям. — Это должно случиться рано или поздно, такова вселенская справедливость. Настанет время, когда ты отыграешься на мне, став местной героиней, а пока можешь как следует всё отрепетировать.
— Это ты здорово придумала. Как насчёт того, чтобы добавить ситуации достоверности?
Наклонившись, я подобрала её рубашку.
— Завяжешь мне глаза, — догадалась Чили, не собираясь, однако, сопротивляться.
— Вчера ты не позволила мне увидеть момент кульминации, — напомнила я, затягивая узел у неё на затылке. — В этот раз, всё будет наоборот. Как ты и хотела.
Чили замерла, даже затаила дыхание, подчиняясь, хотя ей явно претила эта покорность. Хватало и того, что она жила в окружении последних слабаков, которые умудрялись понукать ей.
— Тебе всё ещё страшно? — уточнила я.
— Страшно? — Она сжала мою ладонь на своём «изъяне». — По-твоему, он от страха стал таким?
— Ладно, ладно, ты же не хочешь, чтобы я связала тебе ещё и руки. — Я отстранила её ладонь, требуя не вмешиваться. — Скажи тогда, чего ты боишься больше всего.
— Это допрос?
— Да, я вошла в образ.
Её улыбка была мимолётной, и я наклонилась, чтобы расслышать шёпот:
— Того, чего не смогу пережить.
— А… Своей смерти?
— Твоей, глупая.
— Хорошо.
Значит, она всё-таки не убьёт меня за это.
Для той, кто ничего не боится, она так мило вздрогнула, когда я едва коснулась её губ своими… А уже в следующую секунду я спустилась по её телу, чтобы оставить поцелуй на сведшем нас вместе, реагирующим только на меня, переполненном любовью органе. Не на сердце, даже близко нет.
Прикоснувшись губами к чувствительной коже, я медленно провела по горячей длине языком.
Когда Чили была в таком состоянии, я не могла думать ни о чём другом, она должна была понимать. Она столько раз повторяла, что я создана для неё, не добавляя при этом, что сама идеально приспособлена для меня, ведь это означало бы позволить разглядывать и прикасаться к ней, как мне захочется. Хотя… она точно уверена, что мы совместимы? Её размер поражал. Даже не верится, что когда-то она всерьёз надеялась его с успехом прятать. И продолжала прятать до сих пор, поскольку его возбуждённый вид пугал именно её, а не меня, очевидно же.
Поэтому и пришлось завязать ей глаза. Теперь, не видя, а лишь чувствуя, Чили должна была понять, насколько происходящее безобидно, естественно между нами, даже насущно. По крайней мере, я старалась доказать ей это, нежно целуя, слизывая капли и прихватывая губами влажный кончик.
Это продолжалось недолго. Всего несколько секунд — мимолётных, но ценных, — которыми меня обеспечила её нерешительность. Чили несколько раз порывалась остановить меня, но замирала в последний момент, когда я интуитивно делала правильное движение, и тогда она шёпотом ругалась, беспомощно сжимала траву в кулаках, пока, в конце концов, не вцепилась в мои волосы. Но не успела я пожалеть о том, что всё-таки не связала ей руки, как Чили толкнулась навстречу моим губам, удерживая меня у своих бёдер. Именно она превратила «просто поцелуи» во что-то совершенно немыслимое, дикое, развратное…