Калека, Дева, Старец и Дитя

— Обидно, что мы не увидим их лиц, когда они узнают, кто именно их спас. — Она тихо рассмеялась, и я обняла её, слыша фальшь в её голосе. Для неё этот день был безвозвратно испорчен. Она не ожидала, что о ней распускает слухи даже малышня, перед которой она провинилась ещё меньше, чем перед своими сёстрами.

— А куда хочешь пойти ты? — спросила я. — На праздник или во дворец?

Глядя детям вслед, Чили призналась:

— Кажется, я хочу потеряться.

— Хорошо. — Я улыбнулась, взяв её за руку, переплетая наши пальцы. У меня было одно место на примете. — Пойдём. Если ты, конечно, не боишься.

— Ты же слышала, я главное чудовище этих садов.

— И я думала, ты никому кроме меня не позволишь себя оседлать. Хотя бы этой ночью.

Эти воспоминания, кажется, немного её приободрили. Несмотря на то, что Чили пыталась сдерживать наше влечение друг к другу, оно было единственным, что приносило ей радость. Она не смогла бы отказаться от этого даже под страхом смерти.

— Каково это было? — спросила я, и, прежде чем Чили ответит, уточнила: — Держать детей на руках?

Она задумалась.

— Не знаю. Они были… по-своему тяжёлыми именно из-за их лёгкости. Понимаешь?

Кажется, да. Если бы однажды мне предложили подержать на руках младенца, я бы не справилась с этим, даже если бы он весил, как перышко.

— Сегодня ты приняла ответственность за наш клан, от которой всеми силами стараешься отвертеться, — растолковала я, ласково на неё глядя. — Наша спасительница.

— Главная угроза, вернее. — Она указала себе за спину. — Им в любом случае попадёт.

— Может быть. Но чем строже с ними будут их мати, тем добрее будешь казаться ты. — Я вела её за собой обратно вглубь сада. — Продолжай в том же духе.

Чили смотрела на мои ягодицы, едва прикрытые полами её рубашки.

— Ты тоже.

* * *

Следующее утро было единственным, когда я проснулась раньше Чили. Будто оправдывая своё прозвище, она всегда вставала вместе с рассветом, но теперь, утомлённая вчерашней суетой, Чили спала дольше и крепче обычного.

Приподнявшись, я огляделась.

Мы устроились на траве под разросшейся магнолией. Неподалёку шумели каскадные фонтаны: начало оросительной системы сада. Эта его часть была настолько древней, что сюда больше никто не заходил кроме мати, и даже она пренебрегала скопившейся здесь работой, поэтому это очаровательно-запущенное место было идеальным, для того, чтобы «потеряться».

Мрачные тени, заросшие дорожки, замшелые валуны, увитые плющом арки, яркое разнотравье… Даже при дневном свете здесь царила атмосфера уединённости, защищённости от остального мира. Вседозволенности.

Умывшись росой, я вытерлась рубашкой Чили, которую накинула на себя после вчерашнего купания. Относиться к любой вещи единой, как к своей собственной, было естественно для пар, в которых девочки зачастую походили друг на друга… Одежда же Чили была мне велика. И в этом было что-то более волнующее, чем если бы она мне подходила идеально. Это странным образом сближало нас, и теперь, глядя на спящую рядом со мной единую, мне казалось, что мы — лучшая пара и до сих пор не обрели гармонию лишь потому, что Чили стыдится меня. Она слишком часто думала о своём «изъяне», а если не думала, то кто-нибудь ей о нём напоминал. Либо намеренно, зло, либо как вчера, невзначай, с детской непосредственностью, что Чили восприняла даже болезненнее привычных оскорблений.

Подперев голову рукой, я разглядывала её, лежащую на спине и хмурящуюся. Её разум, отягощённый страхами и сомнениями, метался. Мне хотелось утешить её. Так, как она любила…

Мечтательно улыбаясь, я осторожно выбирала из её волос опавшие лепестки. Она была такой невероятно красивой в тот момент, что я опять негодовала: как её вообще можно называть чудовищем? Причинять боль? Желать от неё избавиться? Иное строение тела давало ей преимущество перед нами и уже только поэтому привлекало. А что касается её, кхм, гениталий, которые тут всем чем-то не угодили, хотя никто их и не видел, потому что она даже мне их не показывает, а ведь я имею полное право…

О.

Затаив дыхание, я посмотрела на её штаны. Отвела взгляд. После чего посмотрела снова. Не то чтобы вид её проступающего через ткань «изъяна» смущал меня, просто Чили была такой беззащитной в тот момент. Узнай она, чем я занимаюсь, упрекнула бы и опять спряталась. Так беззастенчиво её разглядывать было неправильно… даже после вчерашнего.

Вспоминая, как она прикасалась им ко мне, я почувствовала, как «пробуждаюсь» совсем в ином смысле. Скинув рубашку с плеч, я придвинулась к Чили, и она вздохнула, словно облегчённо, когда я опустила голову на её плечо.

Лучший в мире звук… Ладно, второй лучший после стона, который я услышала вчера в тот момент, когда она сжала себя. Это выглядело болезненно, но на деле дарило наслаждение. В отличие от меня, некогда причинившей ей боль точно таким же образом, Чили знала секрет того, как правильно прикасаться к нему.

Протянув руку, я сняла невесомый лепесток, упавший на её грудь. После чего так же невесомо провела пальцем вниз. Подцепила конец тесьмы и осторожно потянула, развязывая. Ослабив пояс, я медленно приподняла ткань.