Как жаль, что так поздно, Париж!

Было неслыханно вступиться за девчонку, да еще эвакуированную, да еще наперекор Володьке Мищенко! Толя вступился, и в какой-то день на пустыре за школой, отгороженном от глаз учителей густыми зарослями карагача, была назначена драка.

Майя и Мэла в ужасе бросились в учительскую, перебивая друг друга, умоляли спасти Толю от неминуемой гибели. На пустырь к мальчишкам вышел военрук Николай Николаевич, а Майя и Мэла прятались за карагачем, переживали.

Какое странное имя было у Майиной подруги – Мэла. А мальчишку с их улицы (вместе с матерью и сестрой он был эвакуирован из Минска) звали еще странней – Партликдер, что сокращенно означало: «Партия, лицом к деревне!» Его, впрочем, все называли Паля, Палька.

Сколько воды утекло в арыках с тех пор!

Дом под зеленой крышей, где размещался лекарственно-растительный трест и где им, эвакуированным, в первое время предоставили жилье, может быть, и сейчас стоит на улице Кирова, 24. Потом перебрались на улицу Калинина, жили у хозяев, отделенные от их половины сенями. В этот дом пришел отец, когда вернулся…

Тот, кто не умер, не пропадает, и каждому находится место. Юрка Милованов не только не пропал, но, судя по всему, укрепился еще прочнее. Какое дело Майе до Юрки? Но что-то скребет на сердце после сегодняшнего вечера.

Юрка объявился на другой же день, позвонил по телефону.

– Старушка, – сказал он, – я бы не прочь встретиться, а ты?

Немыслимо было ответить единственно нужное: «Пошел к черту!» Мямлила что-то про занятость, про Андрея, к которому надо ехать в Ленинград.

Через неделю он позвонил опять. «Ну что, съездила в Ленинград?» Деваться было некуда, и она пригласила его заходить. Теперь надо это как-то объяснить Косте. Как? При всей своей забывчивости Милованова Костя, конечно, помнит. Он даже повторяет иногда знаменитую миловановскую шутку: «Все вы еще у меня в приемной насидитесь!»

Это у меня от мамы, думает Майя, заячья душа. Мама всю жизнь чего-то боится, и мне это передалось. От страха и неуверенности никуда в свое время не сунулась со стихами. И теперь с переводами. Если бы не Вика, так и валялись бы в «архиве».

Милованов не позвонил и не зашел, он поступил иначе. Заехал за Майей в институт на серой «Волге» с шофером, не менее респектабельным, чем сам Милованов. В «Праге» их посадили за отдельный столик, и Милованов, протягивая ей меню, спросил: «Что будет пить синьора?»

В то время, когда они учились в университете, в бывшем ресторане «Прага» была библиотека имени Некрасова, Некрасовка, как у них говорили. Каждый выбирал себе библиотеку по душе: кто ходил в Ленинку, кто в Некрасовку, кто в Историчку. Майя ходила в Некрасовку. И еще у нее была одна самая любимая библиотека в Москве – в музее Маяковского, в Гендриковом переулке. Но это и не библиотека была даже – родной дом.

Милованов – светский человек – старался вовсю. Он развлекал Майю рассказами о своих зарубежных поездках. Где он уже только не побывал: Рим, Париж, Копенгаген… Майе было скучно его слушать, но из приличия полагалось хотя бы заинтересованно улыбаться.

Вдруг ее точно током обожгло. Оказывается, этот тип был у Хемингуэя! Сопровождал кого-то в пятьдесят восьмом году на Кубу, были приглашены в Финка Вихия, к Хему (он так и сказал – к Хему). Этого она уже не могла вынести!

– Слушай, – сказала в самодовольное лицо, – лучше бы ты мне этого не рассказывал!

– Почему?

В самом деле, почему? Что она может ему объяснить? Напомнить, как он считал ее любовь к Хемингуэю буржуазным влиянием? Как не мог даже правильно произнести это имя? Мало ли что и как было! Вот он видел Хемингуэя, а она – нет. И ничего тут уже нельзя поправить.

– Пойдем, – сказала она устало, – мне пора.

Он отвез ее домой и сказал, что позвонит.

6

В отпуск поехали в Ленинград. Ольга Николаевна все еще гостила у Зинаиды Дмитриевны, Андрей жил один.

– Не один, а с Мышонком.

– Дикая фантазия назвать котенка Мышонком, – рассердилась Майя. – Его будут звать Тишкой. У меня когда-то был ежик, его звали Тишка.

Целый день она, выставив из дома Андрея и Костю, мыла, чистила, перетряхивала квартиру – лучший способ избавиться от ненужных мыслей. Котенок с удивлением наблюдал за ней, но не вмешивался, сидел смирно.

Костя и Андрей поехали на Острова.

– Сначала на Петровский, – сказал Костя.

На Невском сели в 7-й троллейбус. Андрей, как гостеприимный хозяин, уступил отцу место у окна.

– Нравится тебе Ленинград? – спросил Костя.

– Знаешь, – ответил Андрей, – я бы хотел здесь жить всегда.

– Это гены, – засмеялся Костя, – твоя мама тоже всегда хотела жить в Ленинграде.

На Петровском острове остановились на деревянном мосту напротив Дома ветеранов сцены, смотрели на залив. Когда-то, в первый свой приезд в Ленинград, так же стояли здесь с Майей. По вечерам – правильнее было бы сказать по ночам, потому что засиживались допоздна, – разговаривали с Василием Федоровичем, Майиным отцом. Сколько этот человек знал и понимал в меняющемся мире! Как многому он у него научился…

– Ну что же ты решил? – спросил он сына.

Тот ответил не задумываясь, потому что ждал этого вопроса и был к нему готов.