Андрюша остался с ней, не поехал в Москву встречать Новый год, хотя она уговаривала: «Чего тебе сидеть со мной – скука!» Последний раз – в декабре – приехал из Москвы мрачный. Спрашивала: «Случилось что-нибудь?» – «Ничего не случилось». Но она видела: случилось. Извозчиков нет, нет саней на Невском, но теми же остались огорчения и радости, теми же – жизнь и смерть.
Новый, 1971 год Катя встречала в Нонниной компании. Бабушки отпустили ее скрепя сердце. Во-первых, традиция: Новый год – дома. Во-вторых, хоть Нонна и свой человек, в ее компании Кате не место. Там взрослые люди и, как подозревают бабушки, несколько вольные во взглядах и манерах.
В большой генеральской квартире Голговских уже с утра был раздвинут круглый стол. Кате было поручено, придя из института, перетереть бокалы, ножи и вилки и вообще заняться посудой.
Ноннина мать показала, где что стоит, и ушла в свою комнату. Катя надела передник и принялась за работу. Андрей приглашал ее приехать на Новый год в Ленинград, но она отказалась. Отказалась и прийти к ним в гости, когда он был в Москве, не хотела встречаться с Майей Васильевной и, уж конечно, не хотела посвящать в это Андрея…
После десяти стали съезжаться гости. Были и те, которых Катя знала по Валентиновке, были и какие-то новые, некоторых, кажется, не знала и сама Нонна.
– Кого это ты привел? – спросила она Варлама, который, как доложила Катя, пришел с каким-то высоким, чем-то недовольным человеком. Нонна еще не выходила к гостям, вертелась в кухне, где все дымилось и жарилось.
– Чудный мужик! – Про всех своих приятелей Варлам говорил: «чудный мужик».
– Кто он?
– Нонна, ты в точности соответствуешь своему возрасту! Вот Катя прежде всего спросила бы, какой он.
– Нет, нет, – засмеялась Нонна, – не преуменьшай мои годы, мне уже впору спрашивать, где он.
Стол блестит и сверкает, гаснет люстра, зажигаются свечи и отражаются в поднятых бокалах. С Новым годом! Если бы можно было распахнуть окно в снежную ночь, звон курантов донесся бы до них без труда: Нонна живет у Манежной площади, против «Националя». Но окна плотно закрыты, и звон курантов приносит телевизор. С Новым годом! Катя – у нее такая примета – пока бьют часы, должна вспомнить и назвать про себя всех своих: бабушка Катя, бабушка Зина, Нонна, Ольга Николаевна, Андрей…
Высокий, чем-то недовольный, как показалось Кате, человек сидел справа от нее. У него болит зуб, объяснил он Кате, он вообще не хотел встречать Новый год, а собирался ехать домой спать, но Варлам не позволил.
– Мы работаем с ним на одной картине. Он – оператор, я – сценарист. Меня зовут Олег Валентинович Ардашников, тридцать восемь лет, член КПСС, холост. А вас?
Катя засмеялась:
– Меня зовут Катя, в этом году мне будет восемнадцать, я учусь в институте.
– Это ваша мама? – спросил Олег Валентинович, указывая на Нонну.
– Нет, – сказала Катя, – моя мама умерла, Нонна была ее подругой.
Олег Валентинович смутился.
– Идемте танцевать, – предложил он.
– А зуб?
– Для зуба это полезно.
Майя и Костя встречали Новый год вдвоем. Когда-то был целый ритуал: елку добывали непременно с шишками, выдумывали капустник, шили новые платья. Для Майи и Гали платья шила тетя Вера. Шила из ерунды – из поплина, штапеля, но модели были изысканными. На это тетя Вера была большая мастерица, просто-таки художница.
В тесной для их компании тети-Вериной комнате, а потом у них в Потаповском как бывало в эту ночь весело, шумно и обязательно до утра, а утром ходили гулять – еще не рассветало, на площадях ярко сияли елки. Шли до Пушкинской и клали ветку с шишками к подножью памятника…
В полночь начались телефонные звонки. Первым, как и ожидала Майя, позвонил Вадим.
Все было сложно с Вадимом. После того разговора в метро на «Площади Революции», не сговариваясь, сделали вид, что слов никаких произнесено не было. Вадим пришел к ним домой, интересно рассказывал о Париже. Костя не спросил, где Вадим пропадал, почему не приходил так давно. Возможно, его и в самом деле это не интересовало.
Осенью, вернувшись из отпусков, встретились снова. В Москву приехал Саня Королёв, позвонил по телефону: «Сейчас к вам прибудут мсье Королёв с супругой и некто Потапенко».
Было весело, как раньше, но между нею и Вадимом – Майя чувствовала – осталась мешающая невысказанность, недоговоренность…
Позвонила Галя, потом Андрюша из Ленинграда, Вика из какой-то шумной компании. Слышно было, как у нее за спиной кричали, смеялись.
– Вам там не скучно? – спрашивала Вика.
– Нет.
– А то давайте к нам!
В два часа ночи – Майя уже собиралась идти спать – раздался звонок в дверь.
– Я боюсь, – сказала Майя, – не открывай.
Костя открыл. На пороге с бутылкой шампанского в руках стоял пьяный Милованов.
– Гостей принимаете?
Костя оглянулся на Майю. У той сделалось страдающее лицо.
– Ну заходи, – сказал Костя, – давно не виделись.
Майя снова накрыла стол. Новый год был испорчен. «Прошу!» – сказала она мужчинам, курившим в Костиной комнате. С облегчением увидела, что Костя не сердится, наоборот – посмеивается.