Как спасти жизнь

Зойи тоже борется за сына, хотя ей труднее, потому что она та, кто не получал дородового ухода, та, у кого нет никакой поддержки. Эдвина, мой социальный работник, говорит, что она даже не посещает все назначенные ей встречи.

В промежутках между событиями я изучаю онлайн-курс по питанию, хожу в WH Smith[63] и покупаю журналы «Мать и дитя», которые прячу во внутреннем кармане пальто, как будто это порнография.

Я стараюсь.

Я пытаюсь впитывать их жизнерадостные советы о ночных кормлениях, коликах и ключевых этапах, хотя подчас кажется, что мне нет места среди всего этого. На фотографиях с мягким фокусом изображены матери и младенцы, почти все белые. Мужчины, если они когда-нибудь появляются – это размытые пятна на заднем плане. Если они и упоминаются в статьях, так это потому, что донимают молодых мам сексом или ревнуют к вниманию, которое получает их ребенок…

Но я кое-чему учусь, и это отвлекает меня от страха ожидания, а также не позволяет мне думать о Керри.

– Вы уже прошли проверку, – сообщает адвокат, позвонив в начале февраля; мы всей семьей собрались вокруг громкой связи. – Нет никаких определенных красных флажков, которые исключали бы вас, Джоэл, хотя вам следует ожидать неприятных вопросов о вашем прошлом, когда вы употребляли наркотики. Это не будет легкой прогулкой по парку. Ваша бывшая тоже старается, хотя мы не можем воспринимать ее слишком серьезно. Бо́льшая угроза заключается в том, что они порекомендуют малыша Би для усыновления.

Малыш Би. Я пытаюсь представить, как Зойи могла назвать его: Брайан, Барнаби, Билли? Я ненавижу все эти имена, но, думаю, это не будет иметь значения, как только я его увижу. Если увижу.

Это занимает еще месяц, но сегодня – 3 марта – тот самый день.

Би сейчас выписан из больницы и живет в патронатной семье, но они не хотят, чтобы у меня был адрес приемных родителей (на случай, если что-то все-таки не получится), и потому мне приходится встречаться с Эдвиной возле детского центра.

Я уже десять минут расхаживаю по тротуару, когда она появляется. Эдвина маленькая и дерзкая, и у нее вид женщины, которой все это не впервой. Она одаривает меня беглой улыбкой.

– Готовы?

Никогда не буду. Но я пытаюсь притворяться.

– Да. С нетерпением ждал этого момента, – слова кажутся неадекватными, и я беспокоюсь, что обречен на неудачу.

Мы поднимаемся по выложенным плиткой ступеням. Здание представляет собой невзрачную постройку шестидесятых годов, но внезапно оно кажется крепостью.

Я останавливаюсь.

– Эдвина, я не знаю его имени.

– О! – она снова улыбается, более тепло, и морщинки вокруг ее глаз расходятся веером, как солнечные лучики. – Нет, конечно, не знаете.

– Вы можете мне сказать? – я задерживаю дыхание, готовясь притвориться, что мне все равно, зовут моего ребенка Брэд или Бэзил.

– Лео. Настоящее имя вашего сына – Лео Закари.

– Тогда почему Би?!

– О… – Эдвина выглядит немного смущенной. – Буква «Б» была просто литерой для маркировки вашего дела.

Лео.

Мне не нужно притворяться, что мне это нравится. Это звучит… как нужно. Так близко к моему собственному имени, и к имени Зойи тоже.

Сделала ли она это сознательно, желая дать ему прочную связь с нами обоими, какой бы слабой она ни была? Теперь я немного знаю о том, что произошло. Он родился страдающим от воздействия наркотиков, которые принимала Зойи. Я не могу обвинять Зойи, потому что это моя вина – из-за того, как я с ней обошелся; моя вина также и в том, что наш ребенок родился в беде.

Здание красиво оформлено внутри, с фресками и постерами на стенах, в основном разноцветными, яркими. Но больничный запах – дезинфицирующего средства и горячих радиаторов – навевает воспоминания.

Когда Эдвина уходит проверить, все ли готовы, я сажусь на пластиковый стул, положив руки под бедра, и мне требуется вся моя сосредоточенность, чтобы не убежать.

Что я знаю о своем сыне? О его первых месяцах или о его боли?

Слова, которые Керри прошипела мне во время нашей последней встречи, вернулись ко мне. «Ты не заслуживаешь ребенка». Она человек, который знает меня лучше всех в мире.

Что, если она права? Хуже того – что, если я делаю это, чтобы что-то доказать ей, а не потому, что мне есть что предложить Лео Закари? Я мог бы не прерывать процесс поиска этим ребенком родителей, у которых было бы то, что ему действительно нужно…

– Джоэл? У нас все готово, – Эдвина стоит на полпути по коридору, рядом с дверью.

Я поднимаюсь, и внизу моей груди возникает ужасное ощущение. Это фибрилляция? Неужели я вот-вот буду шокирован, упаду на линолеум и лишусь всякой надежды стать отцом?

Нет. Это гораздо ниже. Это не осечка в моем сердце, это что-то более нормальное. Бабочки…

Стекло в двери заклеено страницами из комиксов о супергероях, так что никто не может заглянуть внутрь. Когда Эдвина берется за ручку, я вижу Бэтмена.

А потом я вижу Лео.