Как спасти жизнь

Я закрываю глаза. Что еще это может быть в таком возрасте? Рак? Я пытаюсь представить себе сосуды и вены и понять, что еще может за этим скрываться.

– Думаю, мы также сделаем анализы, чтобы исключить… инвазивную почечно-клеточную карциному?.. – мой голос неуверенно повышается.

Она закрывает книгу и бросает ее на ковер.

– Ты прошел.

– Думаю, тебе это тоже пригодится. Для твоего будущего.

Ее улыбка становится натянутой, и впервые я замечаю черные круги вокруг ее глаз. Чего я не вижу? Для постановки диагнозов у нас есть эти бесконечные мнемоники – DR GERM для осмотра брюшной полости и SOCRATES для оценки боли.

Вот если бы только кто-то был способен диагностировать катастрофы в отношениях…

Я не осмеливаюсь прямо спросить, что ее беспокоит. Вдруг, если она скажет мне правду, последняя твердая плита моей жизни сдвинется, и я провалюсь в пропасть?

– Об этом будущем… – начинает она. Румянец, который вино придало ее щекам, кажется, исчез. Что будет дальше?

– Хм-м?

– Я думаю… Я думаю, что собираюсь отложить это на год. Ну, вообще-то, я уже это сделала. Не о чем беспокоиться. Я просто полагаю, что, раз уж пока еще не определено, в какой деканат ты пойдешь, нам троим так было бы легче.

Я смотрю на нее, и она поддерживает зрительный контакт, но я не могу сказать, искренна ли она сейчас.

– Серьезно? Керри, ты вкалывала как сумасшедшая, чтобы получить свои пятерки и начать учиться уже в сентябре этого года! Я не понимаю…

Она встает.

– Для меня это имеет смысл. В любом случае спорить ни к чему. Дело сделано. Годом больше, годом меньше – не столь важно, так ведь?

Когда она выходит из комнаты, я уверен: она что-то недоговаривает. При этом я сознаю, что у меня нет никаких шансов выяснить, в чем дело.

16 февраля 2005 года 40. Керри

Элейн сидит в приемной в своем инвалидном кресле, устремив взгляд прямо перед собой. Вдали от дома она выглядит совсем по-другому, и я проклинаю себя за то, что не заметила перемен раньше. Дряблая, пожелтевшая кожа покрывает ее щеки и ключицы, как будто ее тело под ними уменьшилось при стирке.

Мы обе знаем, что добром это не кончится.

– Элейн Палмер, пожалуйста.

Медсестра ведет нас в смотровую. Коридор такой узкий, что нам приходится делать три попытки, чтобы протащить инвалидное кресло Элейн через дверной проем. У консультанта пышная грива седых волос, которая ниспадает ему на лоб. Когда медсестра следует за нами в палату и прислоняется к кушетке для консультаций, мое чувство обреченности растет.

– Миссис Палмер, я мистер Грир. Спасибо, что подождали. Сейчас у меня была возможность ознакомиться с результатами тестов, проведенных на прошлой неделе. Говоря откровенно, мы сами заставили вас пройти через это, не так ли?

Элейн кивает. Я ее знаю: ей не нужна болтовня. Ей нужны факты.

– Боюсь, результаты действительно подтверждают то, что мы подозревали: у вас рак поджелудочной железы. Это очень сложная разновидность рака, которую трудно обнаружить на ранней стадии. В вашем случае тесты показывают, что, к сожалению, мы упустили ту стадию, когда хирургическое вмешательство является возможным вариантом.

Он замолкает, чтобы информация усвоилась. Для меня это не сюрприз, на самом деле нет. Может быть, я и не врач, но я уже знаю достаточно из тестов и выражений лиц персонала, проводившего их, чтобы отложить подачу моего заявления в медицинскую школу на год. По крайней мере, это та проблема, которую я точно могу решить.

Вдалеке я слышу грохот трамвая, слабый вой сирены.

Я тянусь к ее руке. Она позволяет мне держать ее, но не сжимает в ответ. О, Элейн…

– Есть ли какое-нибудь лечение? – ее голос спокоен и свободен от жалости к себе.

Консультант не пытается уклониться от ответа:

– Есть химиотерапия, которую мы порекомендуем в первую очередь. Это в большей степени направлено на контроль роста раковых клеток как в самой поджелудочной железе, так и в других частях тела. Но это не лекарство.

– Это не очень надежное средство, я верно понимаю? – спрашивает она.

Он качает головой.

– Верно. За последние годы мы сделали несколько позитивных шагов, но все же…

– Как долго?

– Ответить на этот вопрос крайне затруднительно, миссис Палмер. Но… хм-м… мы говорим о месяцах, а не о годах. Мне действительно очень жаль.

Путь в кафетерий долгий и сложный, в лабиринте коридоров и лифтов трудно ориентироваться, особенно с инвалидной коляской. Элейн сорвала джекпот симптомов, ее ревматоидный артрит вспыхнул точно в то же время, когда она впервые обратилась к терапевту.

В конце концов мы садимся и берем чай с булочками, которые ни один из нас не хочет есть.

Элейн выдыхает.

– Ну, что бы я ни делала в прошлой жизни, это, похоже, было достаточно экстремально, чтобы заслужить такую удачу.

Я думаю о том, как жестоко она иногда поступала с Тимом, но даже это не значит, что она заслуживает страданий.

– Это несправедливо, Элейн.