Как спасти жизнь

Как Лив продолжает снимать, я не представляю. Я, по крайней мере, могу отвести взгляд, когда мне это нужно, в то время как она должна сосредоточиться на пожилом пострадавшем, пока члены пожарной команды разрезают покореженный металл вокруг него.

Я восхищаюсь ею, и все же… Жертвы оказались не в том месте и не в то время. У аварийного персонала есть своя работа. Но мы-то? Что мы здесь делаем, в самом-то деле?

Хорошо, в беседах со спонсорами я сам использовал аргументы: познание, разрушение мифов и, самое главное, возможность рассказать важную историю. Но где заканчивается познание и начинается вуайеризм?

Может быть, я ощущаю себя еще более неуютно из-за разбросанных повсюду ярко упакованных рождественских подарков или праздничной бутылки шампанского, из которой на пол вагона вытекает пенящаяся жидкость. Но я чувствую, что сегодня Лив переходит черту.

Пожилого мужчину вытаскивают, как только пространство становится достаточно большим для доступа (он говорил еще пару минут назад, но теперь, похоже, замолчал).

Когда мы следуем за ними к машине «Скорой помощи», я оборачиваюсь. Вагон разрезан посередине, как рыба, разделанная на филе.

60. Керри

Я вижу Джоэла раньше, чем он замечает меня.

Я только что вернулась после сопровождения пострадавшего с катастрофическим кровотечением. Мы отвезли его не в Брайтон, а в Сент-Джорджес. Теперь место происшествия кажется немного более упорядоченным, чем в тот момент, когда мы только прибыли.

Сотни людей находятся здесь с одной целью: сохранить жизни. Посреди целого моря боли эта мысль придает мне энергии.

И в таком месте я вижу Джоэла. На нем наушники, похожие на те, что мы надеваем в вертолете, но его подключены к микрофону, смехотворно большой штуке, покрытой мехом. Он следует за женщиной с камерой, снимающей пациента, которого извлекает пожарная команда.

Мне хочется подойти к нему и спросить, какого хрена, по его мнению, он делает, мешая спасателям, снимая людей, которые не в состоянии дать на это согласие?

Нет, это пустая трата энергии, как бы мне ни было противно. Я отворачиваюсь и направляюсь обратно ко второму вагону. Кэррот должен взлететь, чтобы вернуться на базу, потому что его время полета строго регламентировано, но мы с Ларсом остаемся. Мы не можем уйти.

Слава богу, звуки вокруг изменились. Вместо стонов и криков на поле – гудение генераторов, двигателей и средств связи. Не хаос и не порядок, но системы приспосабливаются к масштабам этой конкретной катастрофы.

Я никогда не мечтала поиграть в Бога, но сегодня у меня нет выбора.

Все P1[90] уже перевезены, так что мы с Ларсом собираемся направиться туда, где оказывают помощь ходячим раненым. Региональные травматологические центры закрыты для всех, кроме самых тяжелых случаев, поэтому помощь людям здесь, на местах, будет означать, что меньшему количеству пациентов доведется попытать счастья в стационарных клиниках. Кроме того, нам нужно наблюдать за P3[91], дабы убедиться, что ничего серьезного не было упущено.

Некий звук почти не слышен на фоне других шумов. Или мне показалось?

Вероятно, это сельское животное. Блеяние овцы, на территорию которой вторглись. После того, что я здесь видела, я не удивлюсь, если моя повышенная бдительность заставляет меня слышать опасность там, где ее нет.

Однако это происходит снова.

Это человек? Телефон или музыкальный плеер, выброшенный пассажиром?

Я удаляюсь от поезда и от прожекторов, которые определяют зону поражения. Я уже собираюсь повернуть назад, когда слышу то, что определенно является голосом.

– Бабушка? Мамочка?

Я останавливаюсь, пытаясь определить источник звука. Осторожно пробираюсь к ручью (сейчас он больше похож на реку), бегущему вдоль железнодорожной линии.

– Эй? – кричу я. – Там внизу кто-нибудь есть?

– Я хочу к маме!

Мой налобный фонарь светит в лицо маленькой девочке. Пять или шесть лет, нигде, насколько я вижу, нет кровотечения, но очень бледная.

Теперь она начинает рыдать по-настоящему.

– Ладно, милая, не плачь. Я здесь, – я двигаюсь к ней. Увидев меня, она успокоится, к тому же я могу провести быструю визуальную оценку, прежде чем вызвать по рации помощь. – Мы скоро тебе вытащ…

Моя нога теряет контакт с землей.

Я падаю…

Группируюсь.

Сначала ударяется о мокрую землю мое плечо, и, когда я приземляюсь целиком, раскаленная добела боль пронзает меня.

Я по пояс в ледяной воде. При попытке подвигать рукой мои глаза наполняются слезами. Перелом и вывих.

Я шарю здоровой рукой в воде, чтобы вытащить рацию. Дисплей погас. Этого не может быть! Они должны быть водонепроницаемыми! Неужели она повредилась при падении?

Несколько секунд я жду, когда загорится индикатор: красный, оранжевый, зеленый – хоть какой-нибудь. Но нет. Ни малейшей реакции.

Думай! Первое, что мне нужно сделать – это добраться до девочки. Кто-нибудь там, наверху, наверняка будет ее искать. Нас.