Как спасти жизнь

Мой налобный фонарь не дает мне никакого реального представления о том, как далеко она находится, и моя бесполезная рука начинает мешать моему продвижению, поэтому я заставляю себя попытаться вправить плечо. Темная боль захлестывает меня, и я невольно вою.

Девочка хнычет. По крайней мере становится ясно, что она близко.

– Ш-ш-ш, все в порядке. Я здесь. Скажи мне, что ты делала сегодня? – я начинаю двигаться на ее голос и осознаю́, что у меня также болит лодыжка.

– Мы ездили… по магазинам…

Мне не нравится звук ее дыхания.

– Прелестно. Я уже рядом, просто эта грязь такая вязкая… Скажи мне, как тебя зовут, милая?

– Эмили Фиби… – громкий вдох и резкий вскрик.

– А где ты живешь, Эмили?

Она пытается сообщить мне свой полный адрес, но я не улавливаю всех слов. Я уже близко, кусаю губы, пока пробираюсь.

– Видишь, я рядом, Эмили. Давай возьмемся за руки, держу пари, тебе холодно.

Когда она кладет свою руку в мою, я проверяю ее лучевой пульс. Учащен, хотя кожа холодная и липкая. Это от воды или от чего-то более серьезного?

Я хочу посадить ее к себе на колени, чтобы согреть, но сначала пытаюсь разобраться с CABCDE. Трудно наклонить налобный фонарь настолько, чтобы хорошо все разглядеть, поэтому мои уши и осязание должны заменить мои глаза. Даже в свободное от работы время я автоматически оцениваю каждого, кого встречаю в очередях или в пабе: глаза, цвет лица, походка – все это может многое мне сказать. Но сейчас я буквально нахожусь в неведении.

Насколько я могу судить, никакого катастрофического внешнего кровотечения нет… но, когда я касаюсь ее живота, Эмили кричит.

– Эмили, где у тебя болит? Покажи мне своей ладошкой.

Я держу ее руку, которой она водит по своему телу: левая лодыжка, левое бедро…

– Здесь больнее всего, – бормочет она, и ее ладонь сжимается под моей над нижним ребром, слева.

Гиповолемический шок от разрыва селезенки? Я вряд ли смогу работать в канаве. Все, что я могу сделать – это попытаться сохранить ей жизнь, пока кто-нибудь не придет.

– Я собираюсь обнять тебя, чтобы как следует к тебе прижаться, хорошо, Эмили? Нам будет приятно и тепло, – у меня болит плечо, но она молчит, так что, думаю, я не причиняю ей дополнительных страданий. – Что случилось, Эмили?

– Поезд… зашатался… я и бабушка… мы выбрались, но… – она вновь начинает плакать.

– Что «но»?

– Она пропала… а я увидела здесь лошадей… я… поскользнулась.

– Как давно это было?

Она не отвечает.

– Не засыпай, Эмили. Как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты упала?

– Не знаю… – она снова хнычет. А мне бы не хотелось, чтобы она тратила энергию впустую.

– Какие песни ты знаешь, Эмили?

Она произносит несколько названий, которые мне ни о чем не говорят. Мой интерес к музыке закончился в тот год, когда я поступила в медицинскую школу. Я пытаюсь вспомнить песни, которые нравятся детям Мэрилин, и, когда представляю Аву, меня охватывает страх, такой же леденящий, как вода.

Не будь дурой, говорю я себе. Конечно, ты увидишь их снова. Возможно, с работы тебя попрут, потому что ты оказалась такой безответственной гребаной идиоткой, но сейчас ты справишься, и Эмили тоже.

– А как насчет Happy? – предлагаю я. Эмили начинает напевать. Я присоединяюсь к ней так громко, как только могу, чтобы мой голос был слышен за пределами канавы.

Кто-то должен нас услышать.

У нас закончились песни.

– Давай начнем с самого начала.

Но Эмили дышит с трудом, и ей явно становится все холоднее.

– Где… мама?

– Она скоро будет здесь. Мы просто должны еще немного оставаться храбрыми.

Она в который раз принимается плакать, а это последнее, чего я хочу.

– Как насчет того, чтобы я научила тебя петь еще одну песенку? Для бабушки.

– Хорошая песня? – спрашивает она сквозь слезы.

По правде говоря, я не имела в виду какую-то конкретную песню, но она приходит мне в голову в мгновение ока. Песня, которая проникла в меня, как брайтонский рок, песня, которую мы с Тимом выучили много лет назад на занятиях «Скорой помощи Святого Иоанна»: песня с идеальным ритмом для проведения сердечно-легочной реанимации.

– Ты знаешь про Слониху Нелли?

– Нет…

– Твоя бабушка точно ее знает. Это о слоне, который сбегает.

– Откуда?

– Из цирка.

– Африканский… или индийский?

– Не знаю. Какие тебе больше нравятся?

– Африканские. У них уши больше.

– Ладно, допустим, она из африканских. Научить тебя словам?

Эмили не отвечает, но я все равно начинаю петь.

– Слониха Нелли упаковала свой хобот…

61. Джоэл

– Я больше не могу это делать, Лив.

Я ждал, пока не почувствую, что у нее достаточно материала для полного и последовательного освещения катастрофы, которую мы наблюдали.

– Тебя что-то беспокоит?

Больше, чем она думает. И то, кто же она такая, беспокоит меня ровно столько же, сколько и собственное здоровье в данный момент.

– Я думаю, мне нужно немного посидеть в машине. Твой фрилансер сейчас уже, наверное, близко.

– Мне пойти с тобой? – предлагает она, потому что чувствует, что должна, и я мотаю головой:

– Со мной все будет в порядке. Продолжай.