Как приручить Обскура (СИ)

Где-то недалеко ударил церковный колокол. Криденс машинально дёрнул рукой к горлу, туда, где раньше носил распятие. Мистер Грейвз не верил в бога, и Криденс теперь — тоже. Раньше он целовал истёртый потемневший крестик, бормоча молитвы о спасении своей души, но мистер Грейвз забрал у него бога, забрал шнурок с распятием, и молиться стало некому.

Только бы они не ошиблись. Только бы Гриндевальд правда оставил Персиваля в живых. Только бы он ничего с ним не сделал. Криденс сидел, как парализованный, ждал и боялся, что в любую секунду кто-то вынырнет перед ним из вихря перемещения и протянет ему письмо. Мистер Эйвери нежно улыбался своим клоунским ртом и говорил звонким голосом:

— Только ради вас, Тиль, я поеду в эту чудовищную страну к вашим грубым мужланам с посохами. Но не ждите, что мы с Трезоро задержимся там хотя бы лишнюю минуту.

— Трезоро?.. — спросил тот.

— Я же вам говорил, — с упрёком сказал мистер Эйвери. — Трезоро, мой лабрадор. Совершенная душка. Такой ласковый, такой весёлый… Даже не пытайтесь заставить меня ехать без него, — с внезапной угрозой заявил он. — Трезоро так привязан ко мне, что заболеет, если я оставлю его в Лондоне.

Мистер Лихтенберг пил чай и рассеянно смотрел в окно. Мистер Эйвери смеялся и длинно рассказывал, как Трезоро прячется от грозы под кроватью, как он любит куриные крылышки и какая была умора, когда он сгрыз апельсин вместо мячика.

Криденс слушал его неприятный голос, замерев на самом краешке стула. Смотрел в нетронутую тарелку, одеревеневшими пальцами держал нож и вилку. Он читал в энциклопедии, которую подарил Персиваль, как инквизиторы пытали колдунов. Кто-то невидимый вот так же пытал его прямо сейчас. Ладони жгло пустотой, как кипятком — не дотронуться, не дотянуться, не встретить руки, плеча. А в груди — наоборот, было тесно, будто кто-то сжал её железными клещами, выдавил воздух, оставив внутри только слёзы, и Криденс давился страхом, кашлял им, но не мог его вытошнить.

Он сам сейчас отхлестал бы себя по ладоням до крови, лишь бы прогнать пустоту. Пусть боль, пусть хоть что-то, пусть что угодно. Пусть скорее придёт письмо, пусть всё начнётся, лишь бы не ожидание, едкое, как кипящее масло. Пусть уже будет опасность, чтобы пришлось что-то делать, но не ждать, не молчать, не сидеть, не бояться.

Нет ни Финли, ни Ньюта, ни Тины — никого нет, он один. Криденс уже даже был готов подойти к мистеру Эйвери и спросить его хоть о собаках, хоть о погоде. Он ненавидел его, всё ещё ненавидел, но лучше смотреть на него и ненавидеть, чем бояться без конца и без края.

Мистер Грейвз не говорил, что будет так страшно. Если бы Криденс знал, как это будет — он бы малодушно упал к его ногам, обнял колени и взмолился остаться, сбежать, поселиться в глухой чаще, в самой глубокой пещере, лишь бы никогда не приходилось бояться так сильно.

Он жалел, что не сохранил ни одной старой газеты, из которой можно было бы вырезать колдографию с мистером Грейвзом. Но тогда, в феврале, Криденс наивно полагал, что мистер Грейвз никогда его не оставит. Он ведь обещал.

Но оставил. Оставил!

Почему нельзя было жить тихо, в Гленгори? В том доме с садом и двумя спальнями через стену, с завтраками за одним столом, шахматами, разговорами, поцелуями? Почему нельзя было остаться счастливыми там? Персиваль столько сделал для магического мира, пусть теперь это делает кто-то другой! Кто-то, кто не брал к себе Криденса, не обещал заботиться о нём, не целовал его на ночь и не говорил никаких ласковых слов.

Криденс ненавидел себя за эту обиду. За эту злость на то, что мистер Грейвз был таким смелым. Он не знал, как остановить эти мысли, не знал, чем наказать себя за них.

Это несправедливо! — мысленно закричал он, сжав кулаки. — Я заслужил мистера Грейвза! Он мой!

Нет, это — неблагодарно, — сказал ему внутренний голос, похожий на голос мистера Грейвза, сказал так отчётливо, что Криденс замер. — Это неблагодарно. Он столько сделал для тебя. Столько дал тебе. А тебе всё мало, ты жадничаешь, Криденс, ты ничего не хочешь отдать взамен. Думаешь о себе. А он думает — о вас. Легко быть смелым, когда не страшно. Ты же сам говорил, что рисковал бы ради него. Сам же обещал: «я хочу вернуть вам вашу жизнь». Ну так вот, Криденс, вот оно. Будь сильным. Будь сильным ради него. Ты никогда до конца его не узнаешь, если он не вернётся в Нью-Йорк. Он… потухнет. Ты хотел ждать его, когда он возвращается домой. Ты хотел быть полезным. Будь полезным. Возьми себя в руки. Дождись известия. Отправляйся к Гриндевальду, делай всё, как вы решили, помоги, ты ведь сам сказал, ты хочешь, чтобы Персиваль был счастлив.

Вежливый официант в белой куртке остановился перед Криденсом. Тот поднял глаза, вдруг отчётливо осознав, что ему нечем заплатить за обед. Деньги были у Персиваля, у Криденса в карманах сейчас нашлась бы только какая-то мелочь.

Что теперь делать? Наверное, хорошо, что он не притронулся к еде? Можно ещё извиниться и попросить отправить всё обратно на кухню?..