Каина

Измученная Каталина была сейчас совершенно искренна. Как когда-то Рикардо видел в отъезде Каталины избавление от боли, страдания и желания, так теперь Каталина надеялась, что в отсутствие Рикардо обретет душевное равновесие.

«Ну вот и простились», — усмехнулся про себя Рикардо. Правда, это было уже не в

первый раз, но уж наверняка в последний...

Он позвал Бенито, они вместе отнесли в лодку мотор. Бенито не хотелось уезжать,

он чувствовал себя героем дня, он заработал и должен был получить кучу денег!

Здесь была «рыженькая», туристы... и Паучи... Жизнь била ключом.

— Я отвезу мотор и вернусь,— сказал Рикардо. —Уедем мы, когда будет готова

лодка. Так что оставайся пока здесь.

Бенито расцвел: патрон у него был что надо!

Но отъезд задержался еще на некоторое время: Мирёйе стало плохо, она упала в обморок посреди улицы. Рикардо заторопился к больной. Значит, не так уж все было ему безразлично! Нет, к людям он всегда относился с участием, но жизнь этих людей была ему чужой. И своя жизнь была ему как чужая...

Мирейя лежала в постели очень бледная, но уверяла, что прекрасно себя чувствует, — вот чуть-чуть отлежится и примется за дела. Наверное, просто недоспала, переутомилась... Инграсия с сочувствием смотрела на нее: надо же, потеряла сознание. Она кормила Мирейю супчиком, небось и не ела все эти дни, всё некогда было. А супчик ее кого хочешь на ноги поставит в этом Инграсия не сомневалась.

Посмотрев на Мирейю, посчитав удары пульса, Рикардо понял, что не физический недуг подточил силы Мирейи, а душевные переживания. У нее произошел нервный срыв.

— Дела сердечные, — сказал он шутливо, похлопав ее по руке. — Давление, знаешь, и прочее. Крепись, справишься.

Мирейя в ответ улыбнулась.

Услышав о нездоровье Мирейи, прибежал и падре Гамбоа. Инграсия очень ему обрадовалась, дел у нее было невпроворот.

— Вот вы и посидите с нашей больной, падре, — сказала она, очень довольная, зная, как привязана Мирейя к своему духовному отцу и как Гамбоа опекает свою духовную дочь. — А если что понадобится, зовите меня, я буду тут неподалеку.

Рикардо ушел, Инграсия ушла. Падре присел возле Мирейи. Он был искренне озабочен ее нездоровьем. Его удивил тот отчужденный, страдающий взгляд, каким смотрела на него Мирейя. Он привык совсем к другому взгляду — восхищенному, благодарному.

— Исповедуйте меня, падре, — вдруг попросила Мирейя,— мне тяжело, и мне нужна помощь священника.

В ее тоне тоже было отчуждение, и Галавис попытался растопить его.

— Какие у тебя могут быть грехи, Мирейя? — ласково засмеялся он. — Уж кто-кто, а я-то знаю, что ты настоящий ангел.

При этих словах падре лицо Мирейи словно окаменело, но, собравшись с силами, она все-таки произнесла:

— Я совершила ужасный грех, я безраздельно доверяла людям. Мое доверие растоптали. А я еще не научилась прощать, поэтому мне так невыносимо тяжело.

Если вы можете отпустить мой грех, то отпустите...

— Конечно, я отпускаю тебе твой грех, дочь моя, но доверять людям - благо.

— Нет, падре! А теперь оставьте меня одну, мне нужно побыть наедине с собой и Богом.

Галавис не стал возражать и ушел, покорившись воле Мирейи.

На душе у него было смутно. Его томило чувство вины, хотя он нисколько не связывал нездоровье Мирейи с тем, что произошло сегодня поутру. И напрасно. Но Галавис был твердо уверен, что никто на свете не знает о его маленьком приключении. Он так к нему и относился. Слишком уж он стосковался без женщины, а Ингрид была рядом. Он чувствовал: ей по душе грубая сила, не случайно она смотрела на него с восхищением после драки. Да он и не привык особенно церемониться с женщинами. В общем, они с Ингрид были одного поля ягода и прекрасно понимали друг друга, что бы при этом ни произносили. Отлично они поняли друг друга и в постели. А вот потом его стало томить смутное чувство вины. И он даже, по своему обыкновению, поговорил с падре Гамбоа.

— Человеку свойственно ошибаться, Гамбоа, — говорил Галавис, глядя на небо, — всегда найдется камень, чтобы споткнуться. Вот и я снова попал впросак. Я не хотел, чтобы Ингрид меня выдала, я переспал с ней и теперь мучаюсь чувством вины. Я люблю Мирейю и поступил очень дурно. Но ты помоги мне. Сделай что-нибудь, чтобы мне стало легче...

А беда-то была в том, что Мирейя видела падре с Ингрид, и тот чудесный мир, который она так любовно построила, вмиг разлетелся в прах. Невольно она вспомнила сказку, что рассказывал ей Дагоберто. Как он там, Дагоберто? И Мирейя заплакала еще горше.

Вечером в баре был устроен прощальный праздник для туристов. Снова пел Бенито, снова пел и веселил падре Гамбоа, хотя ему было совсем не до веселья. Звенели бокалы, поднимались тосты: за процветание, за прогресс, за новые встречи!

Похоже, что, несмотря на кое-какие неурядицы, туристы остались довольны своим отдыхом, так что можно было надеяться на группы и в будущем.

Фернандо сиял: мечта его осуществлялась, под воздушный замок начали подводить фундамент. Сейчас он был переполнен энергией счастья, которую хотел перелить и в Каталину, грустную, подавленную, но все-таки мужественно улыбающуюся Каталину.