Каина

— Я уже не мальчик, Паучи. Я уже взрослый мужчина. Кто знает реку в здешних местах? Только я и мой патрон. И когда я построю для тебя лодку, то покажу тебе такие заводи, каких и патрон не знает.

Паучи слушала его как завороженная.

— Кстати, где твой патрон? — спросил Фернандо, вырастая как из-под земли.

— Понятия не имею,— отвечал Бенито.

— Но раз уж ты взрослый мужчина, ты и поведешь лодку с туристами, — тут же решил все свои проблемы Фернандо.

Каталина только с утра узнала о драке и пришла посмотреть, что сталось с баром.

Инграсия, Мирейя и Тибисай убирались в нем, но зрелище он представлял собой плачевное.

Тибисай причитала, что надо бы стребовать с людей Маниньи за убытки. А Инграсия ее окорачивала: кто и когда получал что-то от Маниньи?

Каталина послушала их, прищурилась, круто развернулась и пошла к дому Маниньи.

Едва войдя в комнату, она увидела Рикардо, который расположился будто у себя дома. Каталина на миг словно ослепла.

— Ты ко мне или к нему? — спросила ее Манинья.

Каталина тут же справилась с собой. Сейчас она в стане врагов и не должна уйти отсюда побежденной.

— К тебе, Манинья. Твои люди разгромили бар в Сан-Игнасио. Ты должна возместить мне убытки.

— Если речь зашла о деньгах, то ты должна мне за перевозку туристов на моей лодке, — ответила Манинья.

— Тебе я ничего не должна! — гордо ответила Каталина. — Кстати, лодка уже отчалила и повезла туристов на новую экскурсию. Ты мне больше не нужен, Рикардо! У меня к тебе есть счет, Манинья, и ты мне по нему заплатишь!

С этими словами Каталина повернулась и вышла.

— Каталина! — крикнул ей вслед Рикардо.

— К ней торопишься? — спросила Манинья. — Но ты ведь ничей. И она не твоя. У тебя, Леон, есть только одна женщина — Манинья Еричана.

Глава 23

Туристы нежились на пляже, купались в реке, - три дня экскурсий были позади, и теперь все отдыхали вовсю. Тропа орхидей оставила неизгладимое впечатление, смягчившее досадную оскомину от вечерней драки. Бенито был чрезвычайно горд собой: с лодкой он управлялся не хуже патрона. Во всяком случае, он считал, что не хуже.

Рикардо попенял ему за самовольство и самонадеянность, но... Победителей ведь не судят: экскурсия действительно прошла без сучка без задоринки.

Сам Рикардо собирался спуститься к индейцам и отвезти им мотор. Пуэкали и его люди обещали построить ему лодку. Скоро он опять будет плавать вверх и вниз по реке, не задерживаясь нигде дольше чем на три дня. Да, дольше он нигде не будет задерживаться...

— К вечеру или ночью ты вернешься, — сказала ему Манинья в ответ на сообщение об отъезде. — Ты по-прежнему со мной, я чувствую твое тело, и это делает меня счастливой.

— А почему ты думаешь, что я вернусь? — с любопытством поинтересовался Леон.

— Потому что ты был со мной и тогда, когда взошло солнце. И тебе было хорошо со мной, я это видела, я знаю. И за другой женщиной ты не побежал. У тебя не было желания. Так как же ты можешь не вернуться?

— Я никому не принадлежу, Манинья, и не помню, чтобы такое когда-нибудь было.

Меня это устраивает, другого я не хочу Я, милая, не умею любить. — Рикардо говорил с отчужденной улыбкой, он был уверен, что говорит правду, но, возможно, принимал желаемое за действительное.

— Что за глупости ты говоришь, Леон, — засмеялась светящаяся счастьем Манинья.

— Как это ты не умеешь любить, когда Манинья в тебя влюблена?

Рикардо вновь невесело усмехнулся, кивнул Манинье и ушел. К пристани он шел не торопясь, поглядывая по сторонам. Поселок жил своей жизнью, которая не имела к нему никакого отношения. Вон Инграсия, она стирает белье, и издалека видно, что у нее прекрасное настроение. Хосе Росарио помогает ей, выжимает простыни. Печет солнце, а легкий ветерок чуть шевелит белые флаги простынь. Он, Рикардо Леон, тоже выкинул белый флаг. Его здесь ничего не держит. И он шел, словно бы прощаясь с поселком, что так непривычно долго служил ему пристанищем, поманив надеждой на счастье. Он прощался и с надеждой, и со счастьем. Жива в нем была только боль, но и к ней он привык.

Подходя к пристани, он повстречал Каталину.

Он хотел проститься с ней.

— Не приближайся ко мне, Рикардо Леон, — резко сказала она, заметив его движение. — Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать! — На глазах у Каталины блестели слезы.

— Ненавидишь меня? Вернее, презираешь, — уточнил Рикардо. — Так было с самого начала, и, возможно, ты права. Меня подвела привычка, дурная привычка — плыть всегда против течения. Но, наверное, нельзя слишком много требовать от жизни, как ты думаешь, Каталина?

— Я думаю, что у тебя есть все, что ты хотел! — враждебно ответила Каталина.

— Я не знаю, чего хочу. А если человек не знает, чего хочет, то откуда ему знать, есть у него это или нет. А ты знаешь, чего хочешь, Каталина?

— Я знаю, чего не хочу. Я не хочу никогда больше слышать о тебе, Рикардо.

Никогда! Я рада, что ты уезжаешь из поселка! Рада, что ты будешь далеко от меня, от моей жизни!