Каина

Пуэкали добродушно улыбался, глядя на приезжих, — пусть познакомятся, он ничего не имеет против, тем более если они приехали вместе с лодочником.

Каталина тоже подошла поздороваться с вождем, она хранила о нем самые лучшие воспоминания, в трудную минуту он очень помог им, и если бы не он, как знать, что было бы...

— Будьте как дома, ты и твои гости, — сказал ей Пуэкали.

Каталина, улыбнувшись, побежала к туристам, а Пуэкали смотрел ей вслед пристальным и даже испуганным взглядом. Никогда Рикардо не видел у индейца такого напряженного лица и встревоженно спросил:

— Что с тобой, Пуэкали?

— Кто заколдовал твою женщину? — спросил индеец. — За ней неотступно следует мертвый. Он хочет забрать ее с собой.

— Я ничего такого не вижу, — попытался возразить Рикардо. — Она счастлива, весела, даже излишне весела все последнее время, — с невольной горечью проговорил он, глядя на смеющуюся Каталину, которая что-то объясняла туристам.

— Ты человек сельвы, Леон, и не смейся над тем, что видит и знает Пуэкали.

— Я никогда не смеюсь над друзьями. Просто я ничего не замечаю. По-моему, у нее много сил и она хорошо себя чувствует.

— Твоя женщина почти мертва, Леон. Она ничего не знает о мертвеце, но я его вижу. Это сильное колдовство, очень сильное. Береги свою женщину, лодочник, береги хорошенько...

Манинья была довольна: ее люди намывали ей каждый день немало золота. Меньше всех намывал Гараньон. Она отняла у него глаз и подарила кожаный наглазник, а он служил ей и всегда бунтовал. Работал на Манинью и крал ее золото. Манинья знала об этом. Украденное золото она выигрывала у Шраньона в кости. Не было равной Ма-нинье в этой игре. Да и в других играх тоже. А вот Пугалу, что служила ей верой и правдой, Манинья решила купить новое платье. Эта женщина заслуживала подарок. И Манинья послала Такупая в лавку за платьем. Такупай взял с собой и Пугало. Такупай медленно шел по поселку. Туристы, увидев статного старика индейца в белой рубахе, с бусами на шее, бросились фотографировать его.

Экзотика! Ах, какая экзотика! И рядом с ним такая странная женщина!

Но Такупай не захотел сниматься. — Чужаки хотели лишить нас души, — жаловался он, прибежав домой, Манинье. — А Пугало плакала и кричала, она очень испугалась.

Манинья грозно нахмурила брови: посягать на ее людей никто не имел права. Но она еще разберется с Фернандо. А с обманщиком Леоном она уже разобралась: его мотор, оставленный в кустах на реке, приволок Мисаэль и положил на дворе у Маниньи...

А вот уж кто ни в чем не мог разобраться, так это Антонио. Он сам запутал этот клубок и теперь никак не мог его распутать. Дело привязывало его к Жанет, а душа и тело привязывали к Лус Кларите. Без Жанет им было не обойтись, туристы были ее заслугой, и она работала не покладая рук, так что Антонио всячески старался помириться с ней. При каждом удобном случае он обнимал Жанет, уверял, что очень ее любит. Но от Лус Клариты он тоже не мог отказаться. Жанет только фыркала на признания своего жениха. Она прекрасно видела, что Антонио, как магнитом, тянет к замарашке, и отыгрывалась на Лус Кларите, помыкая ею как нерадивой служанкой, благо из-за туристов работы было невпроворот.

Но и Лус Кларита не оставалась в долгу. Стоило Антонио подойти к ней с нежностями, как она требовала, чтобы он немедленно сообщил Жанет правду. Ведь он любит ее, Лус Клариту!

— Да, — соглашался Антонио.

Значит, пускай его невеста знает, что происходит на самом деле.

— Я все скажу, как только уедут туристы, — пообещал Лус Кларите Антонио. — Сама пойми, сейчас не до разговоров.

Но женщины не могут такого понять, не Поняла и Лус Кларита. Обе женщины сердились на Антонио, а он и сам не знал, что ему делать и как поступить...

На склоне дня вернулись переполненные впечатлениями туристы. Они были очень довольны проведенным в индейском поселке днем. От завтрашнего дня они ожидали еще больших чудес.

А сейчас были голодны как волки, и вкусные запахи, что носились над поселком, кружили им головы.

Каталина рассчиталась с Рикардо: доллар в доллар ровно двадцать пять процентов.

Проходя мимо Бенито, который встречал их на пристани, она напомнила:

— Сегодня вечером ты опять поешь, Бенито!

Тот улыбнулся, кивнул, но Рикардо сразу увидел, что на Бенито лица нет. Он вопросительно посмотрел на своего подручного.

— Мотор, — пролепетал Бенито, — мотор...

— Та-ак, — сообразил Рикардо, — я оставил тебя здесь, и ты не мог присмотреть за мотором...

Фернандо слушал восторженные отзывы туристов. Они хвалили изумительную природу, славных и добрых индейцев, восхищались замечательным проводником Леоном, чуткой умницей Каталиной, и в нем загорелась не радость, а злость. Чего греха таить, он ревновал Каталину к лодочнику, и чем дальше, тем больше. И когда Каталина, усталая, но улыбающаяся, подошла к нему, он, вместо того чтобы порадоваться вместе с ней, сказал начальственным тоном:

— На следующую экскурсию я поеду сам. Однообразие вредно.

Каталина только плечами пожала: ей не хватало только раздражения и ревности Фернандо. Ну и Бог с ним! Она махнула рукой и пошла переодеваться.