Изнанка

– Ничего. – Люда ускорилась, но та не отставала.

– Мы из одной школы, я знаю тебя. Что случилось? У тебя рука в крови.

– Ничего, просто подралась с одноклассницами.

– Какой ужас, ты видела, как ты выглядишь вообще? Давай я тебя до дома провожу!

– Нет, я не пойду сейчас домой. Мне нельзя сейчас туда. Они придут ко мне домой, и будут ждать меня там. Они же знают, где я живу.

– Такая ты странная. – Она что-то прикидывала в голове, задвинув глаза кверху и сжав губы. – Вот что, а давай ко мне пойдём, я чаем тебя напою. Хочешь чаю?

– Не знаю. – Люда равнодушно пожала плечами, с недоверием глядя на эту незнакомую ей девушку.

– Идём-идём, и варенье по пути на рынке купим. Меня Света зовут, кстати.

На рынке, куда они завернули, было пустынно. Покосившимися корягами торчали облезлые торговые стойки. Только ветер трепал разорванные остатки вывесок. По проходам перекати-полем шатались обрывки газет, обертки мороженого, и мелкий мусор.

Пара вековых бабок в неряшливых серых платках на голове стояли у прилавков, предлагая прошлогодние яблоки, что ровными рядами были разложены по деревянным ящикам. Каждое было обернуто куском газеты. Рядом торчали бутылки с наломанными кустами черемухи внутри, что, отстояв день, поникли, свесившись неживыми цветами к земле, растратив понапрасну свой душный ядовитый аромат.

На втором прилавке Света нашла жесткие, желтоватые сливы.

– Варенья нет нигде, так мы сами сварим. – Она подмигнула, и расплатившись, стала сгребать сливы в сумку.

По сливам медленно полз большой желтый паук, мутного янтарного цвета, аккуратно переставляя лапы с одной ягоды на другую. Люда, чуть вскрикнув, потянулась рукой к сумке, чтобы прихлопнуть его.

– Ты чего делаешь? – Света возмущенно отдернула сумку.

– Там паук, я хотела го убить.

– Еще чего, пауков трогать нельзя. Они хорошие. – Света распахнула сумку, заглядывая внутрь. – Спрятался.

– Так его сливами придавит.

– Ну тогда всё равно это не мы его убили. Сливами это уже другая история. – Она хитро улыбнулась.

– А по мне так нет никакой разницы. – Они медленно вышли на улицу, шаркая ногами об асфальт.

Помолчав, Света спросила, вскинув подбородок. – А друзья у тебя есть?

– Есть. Вернее, нет. Есть одна только Катька, но она что есть, что её нет. Так.

– Тогда это не подруга совсем, если «так». – Она голосом выделила последнее слово и нахмурилась.

– Ну да. А больше не с кем, я ни с кем почти не общаюсь.

– Вот ты странная. Пауков давишь, людей не любишь.

– А за что их любить, если они в лицо плюют, и бьют больно?

– Ну может ради кого-то и можно сделать исключение? – Она помолчала немного. – А я всё люблю. Кроме лета.

Пришли быстро. На первом этаже первая квартира направо. И сам дом был какой-то необжитый, и квартира стояла полупустая, за закрытыми дверями было тихо. На кухне, кроме чайника, пары чашек и огромной кастрюли ничего не было. Из мебели только белый шкаф на стене, да стол со стульями. Света провела её в кухню, а остальные двери по коридору были плотно закрыты. Люда села за совсем небольшой стол, покрытый белой клеёнкой в желтый рубчик, исполосаный следами от ножа, и она машинально двигала пальцами по этим порезам, перебирая по всей длине, и перескакивая с одного на другой.

На плите быстро закипела большая кастрюля с водой и сахаром. Света ссыпала все сливы из сумки, не моя, не перебирая, не срезая чёрные точки, или помятые бока. Нашла в каком-то ящике вилку, и громко скребя по дну, перемешивала сахар с бурыми мясистыми ягодами.

Пенки она снимала той же вилкой в большую некрасивую тарелку, с голубой волнистой полосой, идущей по всему краю, и часто прерывающейся кривой азбукой Морзе на точки. Пенки криво стекали по зубьям вилки, и никак не хотели идти в тарелку

– Ай, чтобы вас! – С досадой причмокнула она, и, надолго уйдя в одну комнату, долго там что-то двигала и шуршала пакетами. Вернулась с обыкновенной большой ложкой. Дело пошло быстрее.

– Люд, помешай пока в кастрюле, я чай заварю.

Пока Люда помешивала ложкой в кастрюле по часовой стрелке, в той же тональности у окна билась жирная, огромная муха. Абсолютно без толку она толкалась в стекло своими волосатыми губами хоботка, вертела головой, подстраивая глаза так, чтобы увидеть, что же не даёт пройти. Ударившись ещё пару раз, муха затихла, и лишь недовольно жужжала раз в короткий промежуток, как будто отсылая сигнал о помощи туда, за стекло.

Сахар быстро растаял, и жидкой слюнной пеной растёкся по краям кастрюли. Бурлящие комковатые сливы стали совсем мягкими. Кожица трескалась в нескольких местах и мякотью разваливались при каждом требовательном толчке вилкой.

Не поворачиваясь к Свете, она бросила в её сторону. – Убей ее!

– Что? – Света даже чуть привстала от стола

– Раздражает, жужжит все время.

– А почему муху можно, а паука нельзя?