Изнанка

Чтобы унять волнение, она сделала несколько очень глубоких вдохов. Свет под водой становился всё ярче, она видела свои ноги, утопающие в густой слоистой жиже дна, и старых жирных водорослях, что обвивали щиколотки, и мягко терлись о кожу словно угри. На секунду она замерла, глядя на неподвижную темень воды, вглядываясь в сумеречный противоположный берег, чуть освещённый сизым, и чуть коричневым цветом по макушкам чёрных столов.

Во рту пересохло, и на плечи словно лёг тяжёлый горб, придавливая всё ниже и ниже. От былой легкости не осталось и следа. Она сделала ещё пару шагов, все глубже увязая в топком иле и тине. Она казалась себе оболочкой, коркой поверх разлагающегося организма, что уже не первый месяц гниет и перерабатывает себя изнутри, раздуваясь от гнилостной ноши изнутри.

Она медленно следила, как меняется свет, и движение его под водой. То чуть отдаляясь, то приближаясь, словно раскачивался гигантский маятник, со всё увеличивающейся амплитудой.

– Да сколько же можно. Настоящая пытка! – Она, всхлипнув, рванулась всем корпусом вперёд, делая широкое движение бедрами, ноги тут же потеряли всякую опору, и повисли в густой липкой пустоте, сжимая тугим коконом со всех сторон. Её медленно потащило вниз, и она, инстинктивно извиваясь, била руками по воде, с трудом вытаскивая их на поверхность, и разбрызгивая холодную вязкую грязь по сторонам. Со стороны казалось, что это большая черная птица попала в беду, и увязнув всем телом, била широкими крыльями по воде, и каждый взмах давался ей всё сложнее.

Она услышала, как со стороны леса опять хрустнули ветки, и поломался тонкий слой корочки давно засохшего мха. Но это было уже не важно сейчас. Она не смогла бы даже повернуться, чтобы рассмотреть кто там – человек или зверь, или хозяин леса пришёл посмотреть, добралась ли она по его следам до болота. С любым новым движением, она погружалась всё глубже. Всё теплее становились полоски света, подбирающиеся всё ближе. Теснее обвивала обступающая её трясина, укутывая, и спеленывая извивающееся тело в гниющем жидком месиве.

Хрипя, и выплёвывая изо рта грязь, она закричала. Жутким воем разнесся крик по макушкам деревьев, отразился от воды, метнулся в сторону жидких кустов, и там так же одиноко сгинул, оборвавшись в один момент.

В ближайших кустах, ничуть не скрывая своего присутствия, стояли тяжело дыша ловцы, с широко и неестественно раскрытыми ртами. Мужчина, стоявший впереди всех, вытягивал шею, и крутил головой, как черепаха, пытаясь рассмотреть, что же там происходит.

В левой руке он сжимал за длинную перепачканную кровью шею большого красивого гуся, вспоротого с боку. Тонкая красная струйка стекала на землю, оставляя маленькие аккуратные точки.

Чуть запоздав, заверещало перекати-поле, запыхавшись, и поэтому мало переругиваясь между собой. Грубо растолкав грязными руками стоящих рядом женщин, подкатилось поближе к воде, и боязливо вцепившись пятью грязными руками в тонкий куст, что рос рядом с кромкой воды. Вытянув шею, пара голов, что были сверху, долго, молча вглядывались в медленно растекающиеся круги по воде.

– Даа. – Протянула одна из голов. – Лишняя была она тут.

– Аэоыыыыыы сыызааа. – Мужик в фуфайке промычал протяжно, и неопределенно махнул рукой в сторону всё еще расходящейся ряби по воде.

– Да-аа, закончилась Расщеколда. Ить это только мы не горим, и не тонем. – Рыжая голова затряслась в почти беззвучном смехе, обнажая синюшные гнилые зубы. И сразу же, без перехода, тяжело вздохнула, не отрывая взгляда от болота. – Ишь, как долго вода рыхлится.

– Мехаыыыым. – Мужик покосился на колесо перекати поля, на прижатую книзу чернявую мужскую голову, с большим сизым носом, молчаливо лежащую щекой на мягком холодном торфе, и коротко мотнул головой, показывая всем остальным, что смотреть тут больше не на что, и чуть пружиня, и размахивая руками, пошел по тропе в лес, не оборачиваясь.

– Ну да, главное не бояться. – Уже без смеха добавила рыжая голова, и, чуть прихлопнув одной из рук по земле, медленно повела колесо вслед за ловцами.

Медленно надвигались сумерки, сгущая тени. Вода казалась липкой, непрозрачной смолой, чернеющей в комковатых болотных кочках, что слипшимися комьями одиноко торчали из воды. На лес опускался туман.