Изнанка

Шли быстрым шагом, в таком темпе не до разговоров. Мелькали зеленые лапы елок, да острыми шипами цепляли ветки кустов, что торчали у обочины. В карьер еще пробраться нужно, все тебя останавливает, заворачивает обратно. Я любил карьер, и знал здесь каждый сантиметр песка. Люблю, когда пробравшись через гряду кустов, внезапно оказываешься на отвесном краю, с ног сыплется песок, и ветер вихрами треплет волосы, кофты, всё подряд. Летом я хожу сюда один. Иду босиком, то по горячему песку тропы, то по жирной холодной глине, взбегаю на песчаную гору, а вслед бежит огромный чёрный здешний пёс, и тычет носом под коленку. Тут, ощутив под ногами хвойные ветки, накрывает зноем, еловым запахом, синее небо рушится, и мне снова двенадцать лет, и нет за спиной ничего, и руки совсем пустые. Стоишь минуты три не шевелясь, и бросаешься, как был, прямо в одежде на песок. А потом всё проходит так же, как и пришло, за полсекунды. И ты возвращаешься легче и больше, чем был ещё час назад – с мешком, полным глины, и пустым сердцем. Хорошо. В это время года одному тут уже нельзя ходить, опасно. Поздней осенью дожди холодные, затяжные. Небо затягивает войлоком туч так, что темнеет рано. Нет, нельзя одному.

Мы в этот раз пошли другим путем, обходя песчаные кручи, чтобы не нужно было прыгать вниз на высоту своего роста, хотя высота не такая уж и большая, но мало ли что девчонка надумает, может забоится.

– Как же холодно здесь. – Она коснулась моей холодной руки. Мы прошли через узкий лаз, и оказались в самом центре карьера. Мутное серое небо висело низко, вот-вот заколотит мелким дождем.

– Ничего, это быстро. – Я копал красную глину маленьким металлическим совком, пока не показались голубые водянистые разводы. Мне нужна была синяя, что появляется не сразу, нужно хорошенько отгрести первый бурый слой. Синяя ложится лучше, не даёт трещин от жара, если смешать с растертой прошлогодней травой. Я нагребал совком глины, копая глубже и глубже, пока не упёрся в камни. Я закрутил покрепче мешок, куда положил глины, завязал узлом, и, вставая, вскинул на плечи.

– Вот и все, можно домой поворачивать.

– Михаил Сергеевич – Она робко взяла меня за руку. Только сейчас я, как будто очнувшись, заметил, что она всё это время молча стояла сбоку, и смотрела на меня, не отрывая взгляд. Вот девки смешные.

– Михаил Сергеевич – Повторила она, и закинув одну руку мне за голову, крепко впилась в губы. Резко пахнуло чужим домом, слежалыми тряпками, какой-то едой. Губы ее фарфоровые похолодели, и она чуть застонала, оторвав губы от моих. Мешок упал к ноге. Она жалась ко мне, и извивалась как кошка.

– Тут есть небольшой заброшенный хлев рядом, там теплее. – Я шептал, обхватив ладонями ее лицо. Взял за руку, и повел в лес. Мы молчали. В сарае стоял стул, и небольшой шкаф, с открытыми полками, куда сваливали ведра, лопаты, тряпье. Не успев закрыть дверь, она снова обвила меня руками, и крепко прижалась мокрыми губами. Я суетливо расстегивал пуговицы на одежде. Стул взвизгнул скрипом, и просел от тяжести наших тел.

По лесу прокатился рев ветра, и мелкий дождь забарабанил по крыше, засуетился, перейдя в белый ливень с пузырями. Запахло вдруг ядрёно смолой, и тут же густой воздух поглотил всё, впитывая всё, что можно впитать, словно лето помахало из прошлого, и было придавлено серым лапником.

Всё кончилось быстро. Когда мы вышли, с еловых веток только стекали капли дождя, земля была черной, живой, сапоги чуть утопали, и полый звонкий чавкающий звук мерил каждый шаг. Пахло свежим, новым, живым лесом.

Она протянула руку к моей, и чуть притормозила, чуть притягивая меня к себе. Она что-то хотела сказать, но закусывала губы, и тянула. Я медленно, как строптивая лошадь пошел вперед, но руки не вырывал.

– Я, Мишенька, пожить хочу. – Лицо ее полыхало, темные волосы растрепались, и она то и дело поправляла выбившиеся пряди волос, заворачивая их за уши. – Мать сказала замуж пойду я, уже возраст такой, что не отказаться. А что там? Я даже не видела его ни разу, жениха этого. Какой-то родственник по материной линии. Ничего нет впереди. Сначала жить будем при родителях, а как дети пойдут, может свой дом справим. Может помру при родах каких, тоже не редкость. Не хочу я такой жизни. – Она резко остановилась, и взмахнула рукой в сторону карьера. – А на тебя я давно любуюсь. Всё тебе воля, хоть и человек ты работящий.

– Да, есть такое. Но каждый сам выбирает, как ему жить всё же. Ты девка строптивая, Катерина, не захотела бы замуж – так бы оно и было.

– Да не захотела бы – не пошла бы. Да только жить всю жизнь в родительском доме еще хуже. Так хоть хозяйкой когда-нибудь стану.

– Значит всё тебя устраивает, Катерина, всё идет как нужно. – Я оступился, и чуть сошел с утоптанной дороги, и нога сразу же увязла в жирной грязи. Пришлось остановиться, и вытащив ногу, осторожно тянуть сапог, боясь потерять подошву.

– Я хочу жизни другой, может вырваться из этой деревни.