Из меди и перьев

– Не только твою Сольвег или как там ее… Каждое тело, что находят сейчас в городе, должно быть на ее совести. Я еще верил в нее, надеялся, что она образумится, она ведь такая хрупкая, до сих пор, Магнус, так горько плачет, если ее обидеть, сердце разрывается. Так вот, на днях она ребенка украла. Дите малое и несмышленое, нет в ней больше человеческого. А Улаф ей в том потакает, да… Хоть и говорит мне обратное. Ему в радость паника в городишке. Скоро власть он себе заберет. На правах сильнейшего. Ты же знаешь, если дело дойдет до драки, то один горец стоит десятка гвардейцев. Нас пока мало, но все больше стягивается с гор в лагерь. И это не просто ремесленники и кузнецы, Магнус. Это воины. Будет война, короткая, быстрая и кровавая. Чем больше смертей у Каи, чем больше она резвится, тем больше сил внутри нее тлеет. Не нужно им дать заново загореться.

Магнус молчал и все вспоминал, как проводил рукой по только что затянувшимся ранам на спине Сольвег. Как после того она выгнала его вон, подумав, видно, что он бросил ее на растерзание.

– Я убью ее, – негромко, но внятно сказал он, и куриная косточка в его руках с жалобным хрустом сломалась пополам. – Убью. Взбесившейся твари нет права ходить, как человеку, под солнцем. Мне есть за что отомстить.

– Она не одна… – продолжал Сигур. – Я узнал пару дней назад. Завелся еще один. Ютится где-то на задворках Исолта, – он отогнул рукав и Магнус увидел длинный глубокий порез, опухший по краям. Выглядел он скверно и кое-где загноился. – Этим он наградил меня при встрече. И это самец, в отличии от нашей Каи силенок ему не занимать. Захочешь отомстить ей, почти уверен, что за тобой придет он. У этих тварей слишком хорошо развито чувство родни.

– Если даже ты желаешь смерти бывшей возлюбленной, то отчего дрогнуть мне, когда она мне никто? – аптекарь улыбнулся и любовно погладил длинный охотничий нож, прицепленный к поясу. – Мне от нее нужно многое, мы найдем, о чем потолковать… Скажи лучше, отчего вдруг решил мне все это выложить. Не поверю, что с пьяных глаз.

Сигур замялся и осмотрелся по сторонам.

– У нас мало кто знает, что на самом деле задумал Улаф. Даже я сперва думал, что он лишь хочет справедливости, хочет, чтобы нас здесь приняли, наконец-то зауважали. Вы к нам, к горцам, всегда относились, как к людям второго сорта. Я думал одно – думал, он хочет желание птицы и мира для всех, чтобы те женщины, дети и юноши обрели дом на склоне гор и стали Исолту братьями. Для того, я думал, он освободил Каю-Марту. Но не равенство и мир нужны ему, а война. А город он приберет к рукам, дай только срок. В его ополчении хватает ребят, которым лишь бы топором помахать. Вы, торговцы, морской город. Несколько тысяч гвардейцев Совета, которые привыкли натирать сабли для парада и опаздывать на учение фехтованию. Когда новые спустятся с гор, вы будете обречены.

– Не будем столь категоричны, – кривая улыбка пробежала по его лицу. – Мария-Альберта не наивная девчонка и знает, как управляться с городом. А я… А я знаю, что сделаю с Каей-Мартой.

– Будь осторожен, старый друг. Она хитра и может обмануть тебя и невинным лицом, и заплаканными глазами.

– Она рассорила меня с моей женщиной и чуть было не убила ее. Поверь, я не промахнусь, когда надо будет бить.

Сигур закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.

– Когда все закончится, я уеду в Руад, в столицу. Буду кузнецом уже там. Меня тошнит и от воспоминаний, и от ненависти Горных домов ко всем, кто живет в большем достатке, чем мы. Не знаю, что будет с Улафом, но с такими планами он обречен и подвергает опасности и девиц, и женщин, и детей. Не хочу больше служить под его началом. Не хочу, – он сорвал с плеча выбившуюся из залатанной рубахи нитку. – Кстати, думаешь, как я тебя нашел. Старуха Игна про тебя рассказывала. Хвасталась твоей золотой монетой и хихикала, как слабоумная, сказала, ты купил у нее что-то. Магнус, эта больная старуха ни лешего не смыслит в травах. Скажи спасибо, если тебе лишь толченных одуванчиков за зелье выдала, а то могла и кизяком накормить. Что бы ты у нее ни купил – плюнь да выбрось, обманула тебя старая. Что собирает под ногами в лагере, то и продает дуракам. Ей ведь тоже на что-то жить нужно.

Магнус почувствовал, как на мгновение его сердце пропустило удар. Так значит, он отдал целый золотой не прославленной травнице, а шарлатанке? Значит, он подлил Сольвег не отвар из трав для неразрывной любви, а просто сор из-под ног? Он почувствовал, как медленно в нем начала закипать ярость.

– Ты купил у нее что-то ценное для себя? – сочувственно спросил Сигур.

Магнус попытался унять дрожь в руках и вздохнул поглубже раз, другой. Видимо поэтому Сольвег не ответила на его поцелуй, а лишь ударила наотмашь.

– Да нет, – отмахнулся он. – Ерунда.

– Ерунда и поэтому ты заплатил золотой?

– Я сказал ерунда, – в голосе аптекаря послышались железные нотки.