Из меди и перьев

– Сигур, – вкрадчиво проговорил он и посмотрел на старого товарища. – Женщины – те еще змеи бездушные, но даже я пока не желаю смерти своей, хоть она и выгнала меня взашей. Что могла сделать эта девица? Отвергла тебя – так плюнь и разотри. Ты в новом огромном городе, здесь хватает хорошеньких барышень.

Сигур смотрел на него пустым взглядом. Где-то на дне плескалась тоска, которой был не день и не два.

– Ты ведь уехал после дня летнего солнцестояния, так? Ты все видел, только тебе ничего не рассказывали. Мужики решили, что нечего чужака посвящать в наши тайны, вот и смолчали, – он опрокинул в себя еще одну кружку сидра. – Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю.

– Потому что я спросил, а ты уже изрядно набрался, – аптекарь пожал плечами. – Каждому охота поговорить о том, как женщина разбила им и сердце, и жизнь.

Сигур расхохотался, причем довольно мрачно. На них стали поглядывать.

– Ты не понимаешь, – с кривой усмешкой отозвался он, когда отсмеялся. – Вспомни-ка день, когда ты вернулся с гор со своими ненаглядными травами.

Магнус напряг память. Да, он уходил в горы на несколько дней, собрал там изрядный мешочек трав для настоев, ему бы того хватило на пару лет. Он вернулся в деревню, чтобы паковать вещи и возвращаться в Исолт. Вот тут-то это и произошло. Он вышел с первыми звездами из дому, чтобы в последний раз вдохнуть и холодный воздух с гор, и соленый ветер, долетавший с Седых гаваней. Он спустился тогда к морю и прошелся по берегу. Галька и камни привычно скрипели под ногами, но повсюду горели факелы, носились люди и грузили на борт мешки, тюки и оружие. Чуть вдалеке, там, куда не добивал свет факелов, стояла клетка. Прикрытый плащом и ночной темнотой, он подошел к ней. Видно было плохо, он чиркнул отсыревшей спичкой, и та занялась. В тусклом свете он разглядел лишь длинные кости да перья. Да еще огонь огромных золотистых глаз, что уставились на него, как у волка в ночи. Он стоял там и жег пальцы о каждую новую спичку. Существо тихо шипело и прикрывало нижнюю часть человечьего лица крылом – разглядеть его он не мог. Тогда его отогнал от нее один здоровый моряк, прикрикнул, ударил по железным прутьям дубинкой.

– Проваливай, если жизнь дорога, – услышал он. – Никому потом не досуг закапывать в песок твой хладный труп.

Он знал, что это был сирин. Во-первых, они тут водятся, во-вторых, он уже видел их в клетках, еще в детстве, когда был здесь с матерью. Тогда его тоже гоняли от клеток, а мать плакала и требовала обещать, что больше он к ним не приблизится. На следующее утро он собрал пожитки и двинулся прочь с Синих гор, назад в Исолт, назад к Сольвег, злость к которой уже поутихла.

– Вы поймали еще одного выродка, – пожал плечами Магнус. – В ваших горах оборотни не новость. Извини за прямоту, но ходят слухи, будто вы по незнанию и сюда одного из них притащили. Куда как радостная новость для горожан, все эти убийства…

– Не в этом дело, старый друг, не в этом дело, – Сигур придвинулся к нему и аптекаря обдало запахом сидра. – Мы устроили на нее облаву ночью, как только зашло солнце. Это она убила Бенжена, и я видел кровь на ее руках и платье и видел, как она обращалась. Мы пришли с факелами к ее дому и выкурили ее оттуда. Даже ее приемная мать нам не стала мешать. Я связал ее руки, а у нее такие тонкие запястья, такие хрупкие… – Сигур взял с подноса у служки еще одну кружку сидра. – Я ведь любил ее до того, как узнал. Теперь учусь вот ее ненавидеть. Она мне в этом отлично помогает.

Магнус почувствовал, что запутался в полупьяных бреднях своего давнего друга.

– Кто помогает?

– Кто-кто… – Сигур сплюнул в сердцах на пол. – Кая-Марта, вот кто. Она зверь, Магнус, зверь, и мы свезли ее на остров Серебряных шахт, чтобы там бросить.

Брови аптекаря поползли вверх.

– Кая была сирином?

– Была… Если б была! Есть! – он наклонился к нему еще ближе. – Я не должен тебе этого говорить. Так я иду против моего предводителя. Да только плохо все скоро будет. Это он сказал нам вернуть Каю-Марту в деревню, а потом и в Исолт. Замышляет он что-то очень дурное, а слова чести не слушает… Бери-ка вещички свои, Магнус, да дуй прочь из Исолта, по старой дружбе тебе говорю. Скоро будет здесь такое светопреставление, что многоуважаемой Марии-Альберте придется не одну и не две слезы пролить за свой город.

Магнус все вспоминал пугливую и смешливую белоголовую девицу с васильками в волосах, ее детскую дружбу, юношескую холодность и тонкую улыбку.

– Кая – сирин, – все еще неверящим голосом проговорил он. – Наша старушка Кая, – тут злость внезапно захлестнула его. – И это она почти убила тогда мою Сольвег, – лицо его помрачнело и тени сгустились под глазами.