Я не знаю, что это – обморок, кома или просто сон, но каждая секунда может быть не в пользу ее жизни. Я аккуратно укладываю ее на переднее сиденье, опуская его, ловлю себя на мысли, что все это уже было. С волос и одежды до сих пор течет вода, пачкая сиденья. Надеюсь, Димон простит нас за свою машину.
Ускоряя темп, я забираю ключи из «мазды» и, не медля больше, ударяю по газам. Включил печь на самую мощь, пытаясь обогреть Настю. Это самое малое, что я могу сделать для нее в данный момент. Меня охватывает чувство беспомощности. Я периодически смотрю на Настю, но ничего не меняется, она по-прежнему без сознания.
– Где же твой наставник, который должен за тобой смотреть? Как он допустил все это? – рявкнул я со злостью.
Неожиданный прилив ярости на самом деле скрывал мой безумный страх и беспомощность. Что она чувствовала? Что она сделала с собой? Почему именно вчера пришла ко мне? Что хотела сказать? Столько вопросов, в голове полный хаос, среди которого я пытаюсь выстроить единственную правильную логическую картину происшедшего.
«Моя куртка, которая была на ней, подтверждает, что я напрямую причастен к ее состоянию», – подумал я и дрожащими пальцами набираю номер помощи.
С того времени, когда я ее носил на руках, она заметно полегчала. Я, не дождавшись медлительного лифта, перескакивая через ступеньки, быстро поднимаю Настю наверх. Димон открыл дверь и, увидев нас, в панике начал задавать бесконечные вопросы.
– Ты нашел ее… Макс, что с ней? – запричитал он.
– Она пока жива, – прохожу я в комнату.
– Ей надо в больницу! – крикнул он.
– Она особенная ей нельзя к врачам. Помощь уже едет, – отвечаю я, бережно укладывая Настю на кровать. – Дима набери ванну с теплой водой и сделай пену… побольше.
– Ага, – кивнул он мне и скрылся за дверью.
– Честно говоря, я думал, что буду тебя раздевать в более романтичной обстановке, – сказал я ей и начал снимать мокрую одежду.
Расстегнул молнию на спине, и тонкое платье быстро снялось. Увидев, насколько истощено ее тело, легкое возбуждение сменилось жалостью. Шея кажется длинной и худой, острые ключицы выпирают наружу, через бледную кожу виден ряд ребер, живот впал, а руки и ноги кажутся настолько хрупкими, что при неловком движении боишься сломать их пополам. Я снял мокрое белое нижнее белье и укутал Настю в махровый мягкий плед. Она лежала расслабленная, не показывая никаких признаков жизни.
Я тяжело вздохнул. Я поступал по наитию, чем на самом деле ей помочь, я не знал.
– Макс, готово, – произнес Димон, просунув голову в двери.
– Дим, у меня большая просьба. На северо-западе есть разрушенная церковь, за ней небольшой мост, больше похож на пешеходный. У моста стоит Настина машина, ее надо пригнать или определить на время куда-то. Вот ключи, – пошарив в кармане, я бросил ему ключи, он перехватил их на лету. – И еще, придумай как пригнать моего «фольца» домой. Думаю, что мне сегодня будет совершенно некогда.
– А работа? – нахмурился он.
– Я звонил отцу, он перенесет встречу на завтра.
– Хорошо, – согласился Дима и пошел на выход. – Макс, только вдруг нужна будет помощь, ты звони, – с тревогой сказал он.
– Спасибо, – поблагодарил я его, провожая.
За время моего отсутствия Дима заботливо собрал все осколки, по возможности навел порядок. Я в неоценимом долгу перед внимательным, лучшим другом.
Я подхожу к Насте, раскрывая плед, сразу узнаю знакомый запах цветов. Осторожно дотрагиваюсь до ее шеи и плеч, тело стало теплым, что меня порадовало. Взяв обнаженную и легкую Настю на руки, я несу ее в ванную. Пена скрывает ее худобу, а запах цветов пропадает в миндальном аромате мыльных пузырьков. Даже теплая вода не может привести ее в чувство, возможно, это не сон. Тревога растет, а помощи еще нет. Я беру мягкую губку и тихонько провожу по ее шее рукам, у меня получается неуклюже, Настя каждый раз соскальзывает с руки, грозя уйти под воду. Поэтому я как могу смываю с нее дождевую грязь, ополаскиваю длинные волосы в мыльной воде.
Эта непростая процедура оставила после себя залитый пол в ванной и кучу мокрых полотенец. После мытья я насухо обтер ее и из гардеробной принес теплую пижаму. С неуклюжей неопытностью я надеваю на нее свою пижаму, которая размеров на пять больше ее, но в моем гардеробе ничего подходящего больше нет. Настя просто утопает в моей одежде, я закатал штанины и рукава по ее росту, пытаясь создать хоть какой-то эстетический вид. Откидываю одеяло и бережно укладываю ее на мягкую белую подушку.
Немного успокоившись и при нормальном свете я разглядел, насколько все плохо. Ее лицо было измучено, темные круги под глазами, щеки впали, обтягивая скулы, губы бледные и поджатые. На лбу три продолговатых ссадины со свежей запекшейся кровью. Я знаю, что под этим трагическим больным лицом скрывается моя родная, красивая Настя.
– Теперь ты дома, – поглаживаю я ее по бледной щеке.