Исцели меня

София меняет пакеты с лекарством для капельниц и бережно гладит Настю по волосам, проявляя гиперзаботу. Мы с Ярославом подошли к окну, и он попросил подробно рассказать, как все было. Я, опуская моменты вчерашнего вечера, рассказал про сон и подробно описал, в каких условия я нашел Настю. С каждым словом взгляд Ярослава становился все пасмурнее и хмурее, и он раздраженно поглядывал на Софию. Она тихо плачет, держа Настю за руку.

Раздался неожиданный хриплый вздох на всю комнату, и Настя пошевелила рукой. Я одним прыжком подскочил к кровати, нагло отпихивая Софию.

– Максим, – еле слышно произнесла Настя уставшим голосом, – Макси…

– Я здесь, малышка, – ответил я, как мальчишка, радуясь ее первому долгожданному признаку жизни.

Я беру ее вялую ладонь, прижимая к губам. Она, не открывая глаз, слабо улыбается.

– Ох, слава Богу, мы миновали кризис, – со слезами на глазах, засмеялась София и, подходя к Ярославу, крепко обнимает его. Я пока не понимаю их радости.

– Максим, теперь она просто спит, – с надеждой в голосе произносит София и радостно смотрит на мужа.

– С ней уже было такое?

– Да, она в четырнадцать лет не рассчитала силы и переработала, тогда мы тоже вытаскивали ее с того света.

Я смотрю на слабую Настю и на ликующую Софию, которая уверена, что здесь и сейчас она победила смерть, и пришел в шок. Меня передернуло от того, что я увидел, сколько эгоизма, тщеславия и дерьма в этой идеальной семье. Теперь я отчасти понял Настин патриотизм: ей с детства внушали экзотическими психологическими приемами, что она должна быть святой.

– Максим, сейчас ей нужна забота и уход. Может, мы ее заберем? – неуверенно произносит София, не оставляя попыток меня сломить.

– Нет, – охладел я, – я в состоянии обеспечить ей уход. Если у вас есть какие-нибудь рекомендации или пожелания, то можете их оставить. Не волнуйтесь за нее, она моя девушка.

– Бывшая, – уточнила София.

– Ах да… – ухмыльнулся я. – Может, Настя сейчас ваше имя сказала или Александра?

Я еле сдерживаю свою злость в рамках разумного, София опустила глаза. Ярослав просто не вступал в наш спор, возможно, чувствуя вину за собой.

– София Вячеславовна, я располагаю временем и финансами, чтобы помочь вашей дочери. Просто оставьте нужные рекомендации.

– У нее может подняться температура, это не страшно, дашь ей жаропонижающее. И-и-и… кода она проснется, в первую очередь покорми, побольше сладкого. И звони нам, мы будем очень рады ее видеть.

– Пренепременно, – изобразил я вежливость.

София недовольно прищурила глаза, понимая мою иронию, но я, улыбаясь, отвернулся. Наши отношения в корне поменялись с тех пор, как я увидел, в каком состоянии пребывает Настя.

София прошла в комнату, очень ловко убрала капельницу, но оставила катетер в руке. Она с переживанием вздохнула и наклонилась над Настей, ласково поцеловав ее в лоб. Ярослав сопереживал вместе с Софией, бережно придерживая ее за плечи.

– Максим, мы просим тебя, держи нас в курсе, – вежливо произнес Ярослав на выходе.

Я одобрительно покачал головой. Я пытаюсь понять их печаль, найти оправдание их поступкам, но, анализируя их поведение с того момента, когда Настя ушла, моя минутная жалость сменяется гневом.

«Если она решила уйти – это ее выбор, и мы не должны ей мешать… Настя, она особенная, она святая…» – вспоминал я слова Ярослава.

– Даже святым нужна помощь, – произнес я вслух сам себе.

Она

Открыв глаза, я увидела белый потолок с рельефным цветочным орнаментом, и пахнет сладким орехом, похожим на миндаль. Мне комфортно, тепло и мягко, и если это рай, то за последние мои деяния я просто его не достойна. Ощущаю тяжесть в теле, руки лениво реагируют на приказы разума, и сквозь ломоту я подношу сначала одну руку к лицу, рассматривая пальцы, потом вторую. Согнув правую руку, я ощутила резкую покалывающую боль и увидела синюю трубочку, торчащую из тела, обклеенную толстым слоем лейкопластыря.

«Я жива, – мелькнуло у меня в сознании, от волнения сердце громко застучало. – Где я?»

Я не могу ими пошевелить, ощущая горячую тяжесть на ногах, и страх еще большего непонимания охватывает меня. Не решаясь подняться, я пускаю пальцы в разведку, чтобы понять, чем заблокированы мои ноги и на животе ощущаю чью-то теплую расслабленную ладонь. Приподнимаю голову и вижу спящего Максима.

«Максим… это же мой Максим», – мысли блуждают в голове, а глаза наполняются влагой.

Он одной рукой крепко обнимает меня, положив голову мне на колени, а вторая рука лежит на моем животе, его длинные ноги на половину свисают с кровати. Он, уткнувшись лицом в одеяло, тихо сопит, и от спокойного дыхания спина медленно поднимается и опускается. Через боль и усилия я сажусь, опираясь спиной на мягкую подушку. Боязливо дотрагиваюсь до сильной горячей руки Макса и оставляю свою ладонь под его ладонью.