Как спасательный сигнал, раздался звонок домофона. Я резко кинулся к двери, и через пару минут на пороге стояли встревоженные родители Насти. София, как всегда, элегантна, в синем брючном костюме, с легким повязанным платком вокруг шеи. Ярослав, серьезно нахмурив брови, следует за женой, держа в руках два чемодана. Я испытываю к ним противоречивые чувства, но они единственные, кто может реанимировать Настю, поэтому, скрывая свой негатив, я вежливо прошу их пройти.
– Где она? – дрожащими губами спросила София, любопытно осматривая квартиру.
– Там, – пальцем указываю я на дверь моей спальни.
– Здравствуй, Максим, – сухо произнес Ярослав.
В его лице заметны перемены: темные волосы затмевает проседь, лицо опечаленное и заметно постаревшее, но он не потерял своего мужского шарма.
Мы все пришли в спальню. София, увидев Настю в постели, закрыла руками лицо и зарыдала. Ярослав, сдерживая чувства, ставит чемоданы на пол и открывает их.
– Моя девочка, – рыдает София, подходит к Насте и не решается прикоснуться к своему исхудавшему ребенку.
Мне так хочется поспорить с ней на тему материнского отношения с Настей, но я с усилием сдерживаю себя.
– София Вячеславовна, давайте без сентиментальностей. Надо что-то делать, – твердо сказал я, не желая наблюдать за этим спектаклем. Это они в свое время отпустили Настю на вольные хлеба.
– Она приходила в себя? – предельно концентрируясь, произнес Ярослав, доставая из чемодана дефибриллятор и провода. В комнате запахло медицинскими препаратами.
– Нет. У нее очень слабый пульс, – перевожу я дух от переживания, – и она еле дышит, будто вот-вот…
– Ярослав, она сильно истощена. Делаем капельницу, – произнесла София и начала помогать мужу доставать из чемодана различные медикаменты, шприцы.
– Может, ты выйдешь? – заботливо предложила мне София, видя мою нездоровую реакцию на происходящее.
– Нет, – твердо ответил я, – я ей не чужой, и я у себя дома.
София недовольно вздохнула, грубо и раздраженно надела медицинские перчатки. На такое проявление недовольства я отреагировал спокойно.
Началось… София нащупав вену, прокалывает Насте руку. Первая капля крови скользнула вниз на белую постель. Катетер был установлен в руку. Я закрываю рот ладошкой, вспоминая те сложные моменты, когда сам делал ей капельницу и время было пропитано ожиданием. София подвешивает пластиковый пакет с прозрачной жидкостью на специальную разборную стойку и соединяет трубку с катетером. Капельница начинает работать, я пристально наблюдаю, как капля за каплей лекарство уходит в нее, внушая мне, что она все же выкарабкается. София слушает ее дыхание, Ярослав прощупывает пульс. Вокруг ее руки лежит вата с кровью, вена оклеена белым пластырем, и мне навязчиво кажется, что ей сейчас очень больно. Всей своей душой, всем своим сознанием я ненавижу всех, кто довел ее до такого состояния.
София отходит от Насти и с печальными заплаканными глазами подходит ко мне. Ярослав остается сидеть на стуле перед дочерью, держа палец на пульсе.
– Что с ней?
– Она дошла до своего предела. Другими словами, она почти умерла. Чудо вообще, что ты вовремя успел, – она трагично покачивает головой.
От этих слов у меня померкло все перед глазами.
«Она почти умерла… Настя, как же так? Все мои страхи выходят наружу», – померкло в голове, я пытаюсь прийти в себя.
– Зачем она это сделала?
– Только она знает. Конечно, я в полном шоке, что Александр допустил такое. Будет лучше, если мы заберем ее, – вежливо с ноткой высокомерия произносит она и снимает перчатки, щелкая эластичной резиной.
– Исключено, – резко отрезал я, – я ее вам не отдам.
– Она наша дочь, – выражает София недовольство, показывая на Настю.
– Я… это я занимался целый год поиском ваше дочери! – заорал я, выплескивая на нее годовалую боль и злобу. – И нашел ее почти мертвой. Ваш ребенок почти умер! – продолжаю в бешенстве кричать. – Вам придется убить меня, чтобы ее забрать, потому что она – МОЯ!
– Макс… – настаивает София, подавляя меня хмурым взглядом.
– София, он прав, – вмешивается в наш спор Ярослав, перебивая Софию, – мы виноваты, что отпустили ее. Мы обязаны Максиму за то, что он ее спас, – однозначно и сурово произносит Ярослав, заключая свой вердикт.
– Хорошо, – недовольно произносит она, обдумывая слова мужа, – она придет в себя и сама решит, с кем останется.
– Отлично, – фыркнул я.
Через час капельницы на бледных щеках Насти появился первый румянец. Я предложил ее родителям чаю, но они тактично отказались, и мы все трое в разных углах комнаты молчаливо смотрим на Настю, ожидая хоть какого-нибудь результата. С ее появлением моя жизнь снова наполнилась ожиданием, играя на моих нервах, как на струнах арфы. Но это лучше, чем жизнь без нее.