Испытание

О чем Ситра не писала, так о той плате, которую Жнец Кюри отдавала за жизнь бездеятельную. Не имея перед собой ежедневной цели, которая заставляла бы ее быть собранной и энергичной, Мари теперь ходила и говорила медленнее, во время разговора отвлекалась, задумываясь о чем-то постороннем, и всегда казалась уставшей.

– Похоже, пора мне делать разворот, – сказала она как-то Ситре.

До этого Мари ничего не говорила об омоложении. Ситра не знала, что и думать.

– На сколько вы собираетесь установить свой возраст? – спросила она.

Мари сделала вид, что задумалась – словно уже не решила для себя этот вопрос заранее.

– Наверное, на тридцать пять, – ответила она.

– Волосы оставите такими же? Серебро?

Мари улыбнулась:

– Естественно. Это же моя товарная марка.

Ситра не припоминала никого из близких ей людей, кто делал бы разворот. В школе у нее были однокашники, чьи родители переустанавливали свой возраст тогда, когда им заблагорассудится. Еще была учительница математики, которая после недели отсутствия вернулась на работу совершенно неузнаваемой. Она установила возраст в двадцать один год, и одноклассницы Ситры шептались о том, какой горяченькой штучкой она стала; Ситру же воротило от этих разговоров. И, хотя возраст в тридцать лет не сильно изменил бы облик Жнеца Кюри, Ситра почувствовала бы себя сбитой с толку. Поэтому, понимая, что это лишь проявление эгоизма, она все-таки сказала:

– Вы мне нравитесь такой, какая вы есть.

Мари улыбнулась и покачала головой:

– Может быть, на следующий год. Шестьдесят лет – хороший момент для переустановки. Последний раз, когда я делала разворот, мне было как раз шестьдесят.

Но теперь шла игра, которая могла вдохнуть свежую порцию жизни и в Ситру, и в Мари. Их ждали три назначенные к жатве жертвы, все – в течение Месяца Света и Старинных Праздников, словно три Святочных духа, явившиеся диккенсовскому Скруджу и почти забытые во времена бессмертных. Дух прошлого не значит ничего, если каждый следующий год получает не номер, а имя, а для значительного большинства людей будущее – это лишь бесконечное продолжение настоящего.

– Жатва в Праздники! – воскликнула Мари. – Что может быть более старинным, чем смерть?

– То, что я жду их с нетерпением, плохо? – спросила Ситра, обращаясь скорее к себе, чем к Мари. Она, конечно, могла бы сказать, что с нетерпением ждет встречи со своими врагами, но это было бы ложью.

– Ты жнец, дорогая, – отозвалась Мари. – Относись к этому спокойно.

– Вы хотите сказать, что Жнец Годдард был прав? Что в совершенном мире жнец будет получать удовольствие от своей работы?

– Нет, конечно, – ответила Мари возмущенно. – Это удовольствие от ощущения того, что ты хорошо исполняешь свою работу, а не от самого убийства.

Затем Мари ласково посмотрела в глаза Ситре, взяла ее руки в свои и произнесла:

– То, что тебя мучает этот вопрос, как раз и свидетельствует о том, что ты – настоящий жнец, достойный своего призвания. Следуй голосу своей совести, Анастасия, и никогда не давай ему замолчать. Это – главная ценность, которой располагает жнец.

Первой из жертв Жнеца Анастасии была женщина, пожелавшая спрыгнуть с крыши самого высокого здания города Фарго, который, правда, не был так уж напичкан высотками, как другие города. Хотя сорок этажей – вполне достаточно для успеха предприятия.

Жнец Константин, с полдюжины других жнецов, а также целая фаланга охранников из службы безопасности расположились на улицах вокруг этого здания, бдительно наблюдая за происходящим и намереваясь предотвратить смертельное нападение на Жнеца Анастасию, проводника смерти.

– Больно будет, ваша честь? – спросила женщина, глянув вниз с обледенелой, продуваемой ветром крыши.

– Не думаю, – ответила Жнец Анастасия. – А если и будет, то лишь совсем малую долю секунды.

Чтобы свершился официальный акт жатвы, Жнец Анастасия должна была обязательно столкнуть жертву с крыши сама. Как ни странно, делать это было менее приятно, чем орудовать ножом, ядом или пистолетом, потому что напомнило тот жуткий эпизод из детства, когда она толкнула под автобус свою одноклассницу. Ту быстро восстановили, и через пару дней она вновь пришла в школу, словно ничего и не произошло. Эту же женщину восстанавливать никто не будет.

Жнец Анастасия исполнила свой долг. Женщина умерла строго по намеченной процедуре, без помпы; члены ее семьи по очереди поцеловали кольцо Жнеца Анастасии, торжественно приняв, как дар, годичный иммунитет. Ситра почувствовала и облегчение, и разочарование – от того, что на крыше так никто и не появился.

Следующий акт жатвы, который должен был состояться через несколько дней, был не так прост.

– Я хочу, чтобы вы охотились на меня с арбалетом, – сказал человек из Брю-Сити. – С рассвета до заката, в лесу возле моего дома.

– А если мне не удастся вас подстрелить? – спросила Ситра.

– Тогда на закате я сам выйду из леса, и вы сможете прервать мою жизнь, – ответил человек. – Но если мне удастся продержаться весь день, моя семья получит не один, а два года иммунитета.