Испытание

Жнец Анастасия склонила голову в суровом согласии – этот жест она переняла у Жнеца Кюри.

Был определен периметр, за который жертва не имела права выходить. И, как и в прошлый раз, Жнец Константин со своей свитой осуществлял мониторинг местности, намереваясь предотвратить явление нежеланных гостей и их возможные враждебные действия.

Этот человек думал, что составит проблему для Жнеца Анастасии. Куда там! Ей хватило часа, чтобы выследить его и уложить метким выстрелом в самое сердце. Одна стальная стрела – и готово. И без всяких мучений, как всегда обстояло дело у Жнеца Анастасии. Человек был мертв еще до того, как грохнулся оземь. И, хотя дня он не продержался, его семье Жнец Анастасия подарила два года иммунитета. Конечно, на конклаве ей попадет, но на это можно не обращать внимания.

На всем протяжении охоты тайные враги Жнеца Анастасии никак не проявили себя.

– Облегчение, а не разочарование, вот что ты должна чувствовать, – сказала ей Жнец Кюри вечером того же дня. – Вероятно, их единственной целью являюсь я, так что можешь успокоиться.

Сама же Мари успокоиться не могла, и совсем не потому, что, вероятно, была единственной целью планировавших покушение.

– Я боюсь, что дело даже не в войне против нас с тобой лично, – сказала она. – Все гораздо хуже. Наступили мрачные времена. Слишком много жестокости. Как хорошо и просто все обстояло в прошлом, когда жнецам нечего было бояться, кроме лезвия собственной совести. Теперь враг завелся внутри нас.

Ситра не могла не согласиться с тем, что говорила Мари. Нападение на них было небольшим стежком в гораздо более широком полотне, которое, во всей его полноте, нельзя было рассмотреть с той точки, в которой они находились. Ситра не могла избавиться от ощущения, что за горизонтом их видения находится и угрожает им нечто огромное и непостижимое.

* * *

– Я вошел в контакт.

Агент Трэкслер приподнял брови.

– Вот как? Рассказывайте, Грейсон.

– Прошу вас, не называйте меня этим именем. Зовите меня Слейдом. Так для меня проще.

– Хорошо, Слейд, – пожал плечами Трэкслер. – Что за контакт?

До сегодняшнего дня еженедельные встречи с агентом Нимбуса были скучны и малоинтересны. Грейсон докладывал, насколько хорошо он входит в роль Слейда Моста и как умело внедряется в местную субкультуру фриков.

– Не так уж они и плохи, – говорил он Трэкслеру. – В большинстве своем.

На что Трэкслер отвечал:

– Да. Я понял, что, несмотря на сложившееся о них общее мнение, фрики безвредны. В большинстве своем.

Забавно, но Грейсона тянуло именно к тем, кто не был так уж безвреден. Точнее – к той. К Лилии.

– Есть один человек, – сказал он Трэкслеру, – который предложил мне работу. Деталей я не знаю, но уверен, что все это – нарушение законов, установленных «Гипероблаком». Думаю, там есть целая группа, орудующая в слепой зоне.

Трэкслер не делал записей. Никогда. Но всегда слушал очень внимательно.

– Зона не является слепой, если там есть некто, кто наблюдает, – сказал Трэкслер. – У этого человека есть имя?

Грейсон колебался.

– Я еще не выяснил, – солгал он. – Но гораздо более важны те люди, которых она знает.

– Она? – вновь приподнял брови Трэкслер, и Грейсон молча выругал себя.

Он изо всех сил пытался скрыть все, что касается Лилии, даже ее пол. Но теперь он выдал ее, и ничего с этим уже не сделаешь.

– Да, – кивнул он. – Я думаю, она связана с настоящими «невидимками», но я с ними еще не встречался. Нам следует беспокоиться именно о них, а не о ней.

– Я взял это на заметку, – сказал Трэкслер. – А пока тебе следует по максимуму влезть в эту ситуацию.

– Я так и делаю, – сказал Грейсон.

Трэкслер посмотрел ему в глаза.

– Еще глубже.

Грейсон заметил: когда он был с Лилией, он не думал ни о Трэкслере, ни о своей миссии. Он думал только о Лилии. Вне всякого сомнения, она была вовлечена в разные темные делишки, причем это были не игрушки, как у большинства фриков, а вполне реальные преступления. Лилия знала, как избежать камер «Гипероблака», и учила этому Грейсона.

– Узнай «Гипероблако» обо всем, что я сделала, оно бы меня переселило, как и тебя, – сказала она. – А еще перенастроило бы мои наночастицы, чтобы я думала только о хорошем. Да еще и память бы заменило. То есть вылечило бы. Но я не хочу лечиться. Я хочу быть хуже последнего из фриков. Совсем плохой. Честно!

Грейсон никогда не оценивал «Гипероблако» с позиции законченного фрика. Право ли оно, когда пытается изменить человека изнутри? Должны ли люди, в чьей душе поселилось зло, иметь право жить по законам «Гипероблака»? Относится ли к таким людям Лилия? Является ли она носителем зла? Грейсон обнаружил, что у него в голове нет ответов на эти вопросы.

– А как ты, Слейд? – спросила она. – Хочешь быть плохим?

Девяносто девять процентов времени он знал ответ на этот вопрос. Но когда она обнимала его, когда все его тело, счастливое ее присутствием, готово было кричать от восторга, ясный и чистый кристалл его совести мутнел, и он громко отвечал: да!