Испытание

Звали ее Лилия Виверос, и она была фриком до мозга костей. Грейсон сразу понял, что красная буква «Ф» на ее удостоверении личности появилась не случайно, не в результате неблагоприятного стечения обстоятельств, а как следствие намеренной реализации вполне четкого плана.

Более необычной личности Грейсон не встречал. Волосы ее были обесцвечены настолько, что казались прозрачными; в кожу головы были введены разноцветные фосфоресцирующие пигменты, и их сияние передавалось к кончикам волос, отчего голова Лилии напоминала декоративный оптоволоконный светильник.

Грейсон инстинктивно понимал – она опасна. Но красота ее была неотразима, и его тянуло к ней. Интересно, а если бы он встретил ее тогда, в своей прошлой жизни, была бы она для него столь же привлекательна? Но теперь, после нескольких недель существования в новом для него модусе, Грейсон стал подозревать, что критерии привлекательности для него сильно изменились.

Встретились они в одном из клубов линии «УЖАС» – на том конце города, где Грейсон пока не бывал. Клуб назывался «Тюряга» и действительно имитировал бытовавшие в эпоху смертных формы заключения под стражей. По прибытии каждого гостя обыскивали тюремщики, а потом, протащив через серию металлических дверей и зарешеченных коридоров, бросали в камеру к случайному сокамернику, причем могло быть так, что и иного пола.

Сама идея заключения казалась Грейсону столь странной и абсурдной, что, когда за ним со зловещим грохотом закрылась дверь и от этого грохота содрогнулась бетонная камера, он рассмеялся. Так с людьми никто обращаться не станет. Это, конечно же, преувеличение.

– Ну наконец-то! – раздался голос с верхних нар. – Я уж думала, мне никого и не подсадят.

Она представилась и объяснила, что Лилия – ее действительное имя.

– Лилия – белоснежная и чистая! Когда мои предки искали имя, они и не подозревали, что в моем случае все перевернется с ног на голову. Если бы они хотели, чтобы я была пай-девочкой, им следовало назвать меня Чертополохом или Крапивой.

Она была стройной, но не маленькой. На вид Лилии было года двадцать два, хотя Грейсон и подозревал, что пару раз разворот она уже сделала. Вскоре Грейсону предстояло убедиться, что Лилия была и сильной, и проворной, а в острых жизненных ситуациях – сообразительной.

Грейсон осмотрелся. Камера как камера, без особых изысков. Он попробовал открыть дверь. Бесполезно. Новая попытка. Дверь с грохотом подалась на полдюйма, но не открылась.

– Первый раз в «Тюряге»? – спросила Лилия.

Поскольку врать смысла не было, Грейсон кивнул.

– Ну, и чем займемся? – спросил он.

– Можно поближе познакомиться, – ответила Лилия с озорной улыбкой. – А можно позвать охранника и потребовать «последний ужин». Принесут все, чего ни пожелаем.

– Вот как?

– Именно. Они только притворяются, что нам ничего нельзя. А потом приносят – такая у них работа. В конце концов, это же клуб-ресторан.

Вскоре Грейсон догадался, в чем фишка этого клуба.

– Предполагается, что мы должны отсюда сбежать, так? – спросил он.

Лилия улыбнулась той же озорной улыбкой:

– Ты быстро сечешь фишку, а?

Грейсон не понял, серьезно она или притворяется. Но, как бы там ни было, ее слова ему понравились.

– Выход есть в любом случае, – сказала она. – Нам остается только догадаться. Либо это потайной коридор, либо напильник в еде. Иногда нет ничего, но можно поработать головой. Если уж совсем ничего не выходит, охранников можно перехитрить. У них работа такая – быть тупыми и медлительными.

Грейсон услышал крики и топот ног, доносящиеся откуда-то из глубины клуба. Сбежала из-под стражи парочка гостей.

– Итак, что ты предпочитаешь? – спросила Лилия. – Ужин, побег или же веселенький часок со своей сокамерницей?

И не успел Грейсон ответить, как она поцеловала его – так, как его никогда до этого не целовали. Когда Лилия оторвалась от него, единственное, что он смог выговорить, было:

– Меня зовут Слейд.

– Мне все равно, – ответила Лилия и вновь поцеловала Грейсона.

Хотя Лилия, казалось, была готова идти с Грейсоном до конца, он чувствовал себя неловко – мимо решетки их камеры туда-сюда вышагивали охранники, проносились убегающие гости клуба, успевавшие бросить в камеру плотоядный взгляд и ухнуть по-совиному. Грейсон отодвинулся.

– Давай сбежим и найдем более удобное местечко, чтобы получше узнать друг друга, – сказал он.

Лилия остыла так же быстро, как и разгорелась.

– Хорошо, – сказала она. – Только учти – отложенное свидание – не такое интересное.

Затем она вызвала охранника, сказала ему, что хочет есть, и заказала ребрышки.

– Нет ребрышек, – лениво отозвался охранник.

– Нет, вы обязаны принести ребрышки! – настаивала Лилия.

Охранник что-то проворчал и ушел, вернувшись через пять минут со столиком, на котором стояло блюдо с таким количеством ребрышек, что можно было бы накормить роту солдат, а также с неимоверным количеством закусок и салатов и белой пластиковой бутылкой с винтовой пробкой.

– На вашем месте вино я бы не пил, – сказал он. – От него заключенных в соседней камере тошнило.

– Тошнило? – переспросил Грейсон. – Что вы имеете в виду?