Я писал, что народ решил творить самосуд. Объяснил, что люди вот-вот выйдут из-под контроля, что неудивительно, ведь их заставляют сидеть сложа руки, когда их жизням, как они думают, угрожает опасность. Добавил, что если в южной империи план колдунов в черных рясах провалился, то почему бы им не осуществить его среди нас? Ведь мы менее цивилизованны, то есть большему влиянию поддадутся наши умы от всего, что они заложат в наши головы. Про мертвых слуг моих я умолчал, не желая до поры до времени сознаваться, что нарушил княжеский приказ. Собрался потом покаяться моему повелителю, что иного выбора кроме как вмешаться в ту минуту я не видел.
Что ж, простолюдины стали ждать, за что им честь и хвала. Но будь я проклят, если не на спор один безоружный юнец отправился в чащу стращать чужака крадущейся к нему смертью. Ответ на се прозвучал из уст уже воскрешенного в качестве безмозглого трупа, пожирателя плоти — юнца, когда ночью через окно он влез в мою комнату, невесть как вскарабкавшись по стене. Он разбудил весь трактир и жителей соседних хат звоном разбитого стекла в тихой деревенской ночи, когда кубарем вкатился внутрь через оконную раму — только щепки полетели от переплета. Я моментально проснулся, и мы сцепились.
На шум драки сбежались люди, кто-то стал ломиться в дверь, но я прокричал, что у меня здесь чудовище, какое не видел род людской, и нужен ему только я один, поэтому пусть бегут, пока не поздно. За дверью на секунду смутились, затем стали бить в нее с удвоенным усилием, так, что косяк отошел от стены. Это придало мне сил.
Отлично представляю себе, каким зрелищем была вылетевшая из каморки на улицу отрубленная моим топором голова мертвеца, особенно когда она оттолкнулась длинным опухшим языком от земли и привела себя в стоячее положение таким способом, сразу после чего завопила, что так будет выглядеть каждый, кто попадется с этой ночи на глаза черной сутане! Голова продолжала вопить, пока я не расколол ее обухом топора, в ночной одежде слетев по лестнице и выбежав из трактира. А обезглавленное тело, стоило мне подняться обратно в комнату, да еще, по глупости, в компании нескольких человек, зашевелилось, затанцевало в отвратительных судорогах и плясало до тех пор, пока я не изрубил его. Помню, как мы стояли, в молчании смотрели на пол, на котором не оказалось ни пятнышка крови. Боюсь предположить, какой нечистый отвар приготовил на ее основе чужак. Затем, как им должно, с криком петуха останки мертвеца обратились в прах, будто было им две тысячи лет, и даже мне стало трудно поверить в то, через что я прошел этой ночью.
Дружки дерзкого молодца скоро пришли ко мне с повинной. Я наградил их тумаками, от которых каждому из юнцов пришлось подыматься с пола, стиснув зубы от боли, а затем сказал, что теперь до конца жизни они понесут крест смерти своего друга. Но не это волновало меня: народ снова встревожился.
Далее я предвосхитил грядущие события, ибо отправил господину последнее мое в этой переписке послание. Сделав это, я почувствовал себя уверенным, что он явится в деревню собственной персоной, а войну в горах на время возложит на плечи полководцев, которым доверял лишь чуть меньше, чем мне. Я даже увидел во всем произошедшем положительную нотку: князь проедет по своим владениям, люди увидят его!
И князь действительно проехал по своим владениям, и люди увидели его. Как стало понятно потом, это путешествие моего господина тут же было отравлено сразу четырьмя ядами разной степени смертельности. А закончилось оно еще хуже, но обо всем в свое время.
Я написал в письме господину, не вдаваясь в подробности, что чужак начал убивать людей. Я знал страх моего повелителя перед колдуном и понимал, что недостаточно сообщить ему только это, чтобы заставить его зашевелиться. В следующем абзаце я описал, как в ответ на убийства все здоровые мужчины близлежащих к лесу местечек собираются в ополчение и тем самым прямо нарушают волю правителя, которая должна быть для них законом. У этого, как предупредил я ниже, могут быть последствия. Народ может решить, что князь ему не нужен, если он не защищает простых людей, которым приходится самим стоять за свои жизни, в то время когда князь воюет где-то далеко. Я закончил письмо известием о том, что люди якобы пришли ко мне требовать, чтобы я повел их на пришельца в черной рясе и что я не могу отказать им как приближенный государя. Но я буду удерживать их от похода в лес так долго, сколько смогу.
Скоро стало видно, что я не ошибся в том, что предрек: терпение деревенщин в самом деле переполнилось. Спустя два дня после отправки послания моему господину ко мне пришли несколько уважаемых человек этого края. Они отказались от предложенного вина, зато встали передо мной на колени и вручили мне только что откованный боевой меч в знак того, что призывают меня руководить ими в военное время, которое теперь наступило.