Искательница приключений

Было приятно увидеть родную землю. Но скоро эта радость увяла, так как я потерял возможность драться, биться с кем-нибудь по-настоящему и зажил, по моему ощущению, пустой, блеклой жизнью. В попытках утолить с ходом времени все сильнее кричавшую во мне жажду сражений я принялся проводить разнообразные воинские учения среди взрослых мужчин и даже мальчишек, которым и простым мечом взмахнуть оказывалось не так легко. Я стал собирать и лично участвовал в турнирах конных и пеших ратников, а также затевал бесконечные охоты на самых скрытных и опасных зверей в наших лесах. Конечно, с таким же напором я топил мое сознание в крепкой выпивке и тесном общении с женщинами, которых вокруг снова стало очень много и очень разных, а то за годы войны одни и те же служанки и наложницы надоедают.

И все же ничто из перечисленного выше не заменило мне битв с горским племенем.

Я жаловался князю на это в письмах. Он понимал, что происходило со мной, и раз за разом напоминал, что ценой моего некоторого несчастья я служил княжеству великолепную службу, и именно в той отрасли, которая была мне ближе всего. Ведь через мои учения, на которые мог поглазеть простой народ в любое время, ибо я проводил их на открытых для гостей местах, благодаря мной укрепленной в народе культуре дисциплинированного воина в войско князя постоянно приходили отряды хорошо тренированных бойцов. И они шли не только в расчете на благодарность князя по истечении срока их службы, они жаждали доказать себя в деле.

Рассказы об их деяниях на поле брани часто доходили до моих ушей. Я жадно ловил все подробности, ибо они хотя бы частично насыщали меня, с их помощью я продолжал чувствовать себя хоть какой-то частью военной кампании, важной деталью машины войны, которую вел мой князь. Неизбежные же известия о гибели людей, обучению которых я посвятил в то время мою жизнь, лишь заставляли меня пристальнее вглядываться в лица очередных новобранцев, совсем неопытных и не имевших представления о том, что такое война, в поисках достойной, а то даже еще лучшей замены тем, кто оставил упоение сечи. Я добился того, что строевую подготовку в княжестве проходили решительно все, у кого доставало силы взмахнуть мечом и в следующее мгновение прикрыться щитом от возможной контратаки. В моих глазах мужчина должен был уметь сражаться, да и сейчас, когда мир чуть менее агрессивен, чем тогда, я не воспринимаю всерьез человека, никогда не упражнявшегося с оружием.

Была еще одна причина, по которой я чувствовал себя полезным, и, думаю, в том числе благодаря ей я не сошел с ума. О трехкратном обмане горцев в народе сложили много песен и сказаний, в которых он преподносился как великая задумка великого ума, но я не без причин на то считал его цветочками по сравнению с интригами цивилизованных соседей нашего княжества, ибо они, естественно, стали плестись вокруг нас с того момента, когда наши доходы от войны резко поползли вверх. Раскрывая манипуляции соседей до того, как они причиняли вред будущему государству, я утолял еще частичку жажды столкновений тела и ума, а потом пользовался плодами каждой новой выигранной схватки, выцеживая последние капли сока из нее таким образом:

Когда виновность засланных или подкупленных людей (находились даже у нас персоны, которые поставили золото превыше князя) была неопровержимо доказана в глазах верховного судьи в отсутствие законного правителя, то есть в глазах моих, я предлагал таким людям смерть в поединке со мной вместо пожизненного заточения в тюрьме, а даже если вдруг слышал отказы от такой участи, то чаще всего их не принимал.

Почему я не ожидал отказов, спросите вы? Потому что все знали, что посмертное заключение в темнице, покуда княжеством управляю я, значило отнюдь не долгие годы лишения свободы в страшных условиях, ибо я не собирался тратить средства моего господина на долголетнее содержание узников, которым достойное вознаграждение — смерть. Зная мои взгляды, тюремщики следили, чтобы осужденные на все оставшиеся дни своей жизни умирали от истощения и побоев всего за несколько месяцев заключения. Посему, узнав, какой приговор их ожидает, большинство предпочитало уйти из жизни поскорее и с меньшими мучениями. Правда, это я смог проделать не со всеми, кто покусился на княжество: мало-помалу в игре вырисовался новый тип интриганов, и к нему я изобрел другой подход.

Случалось, что выполнять замыслы против моего властителя поручалось именитым дворянам соседей-князей, и при этом они слишком плохо скрывали свою личность за действиями тех лиц, которым они, в свою очередь, перепоручили сию работу. Все бы хорошо, но на таких дворян ведь не распространялись законы нашего княжества, если они только не присутствовали лично в землях его, а чаще всего эти аристократы не рисковали своими шкурами и отсиживались дома, пока за них рисковали другие. Формально я был бессилен перед подобными господами.