Искательница приключений

Не подумай, о спутник златовласой искательницы приключений, что напевы огня тогда были такими, какими их знаешь ты. Ваша вера в превосходство предков необоснованна, ибо век за веком потомки в вашем народе шли дальше своих отцов в искусстве волхования. Колдун, которого встретил я тогда, был бы беспомощен в бою с тобой, доведись ему попасть в нынешнее время и взбреди в голову проверить, так ли сильно за столетия обмельчала его порода. Нет, вы становились только искуснее, и я мог бы рассказать тебе много историй о том, как с течением времени трудолюбивые волхвы открывали новые и новые способы взаимодействовать с силой огня. Тебе стоит прислушаться ко мне, ибо на моих глазах ваше ремесло стало тем, что ты познал в твоих горах.

Умения того колдуна соответствовали времени его, когда усиливающая способности воина магия только появилась, и, в очередной раз отгоняя монаха от себя, я наконец понимал, почему девять месяцев назад некоторые не отмеченные знаками мужества серокожие дрались так хорошо под стенами наших бастионов. Да, несмотря на то что нас стало двое против одного и мы не позволяли дикарю разъединить нас, равно как и воспользоваться слабыми местами друг друга, ситуация складывалась патовая. Атаковав и не добившись успеха, дикарь неизменно уходил от контратак, а в следующий момент с прежней быстротой нападал снова, и так оно повторялось бесчисленное количество раз. В некоем подобии воинского забытья я подумал, что так это продолжится вечно.

Горец не встречал наши выпады кастетами. Не пытался, поддев летевшее к нему лезвие, немного изменить его направление одной рукой, чтобы второй ударить в брешь, на мгновение открывшуюся в обороне моей или князя. Он просто отскакивал, когда меч и топор рассекали воздух в тщетной попытке догнать его.

Это был поединок скорости и реакции, а не грубой физической силы из-под защищенности доспехами. Мой властитель не привык к такому виду боя и в конце концов тяжело задышал, а его движения стали неточными.

Я понял, что он устал, и мне не осталось ничего другого, кроме как поскорее завершить поединок. Поэтому я рискнул. Неловко шарахнулся в сторону от удара кастета, вместо того чтобы взмахом топора заставить дикаря отступить, а затем позволил себе сделать еще несколько шагов в том же направлении, подчеркнуто шатаясь. Этим я изобразил, что всеми силами сражаюсь за то, чтобы удержаться на ногах.

Я позволил горцу разделить нас, чего ни в коем случае не следовало допускать в обычных обстоятельствах, и заставил моего господина расхлебывать результат этой ошибки. В соответствии с моими ожиданиями дикарь тут же набросился на него. Всегда, если предоставляется возможность, нужно вывести из боя сперва самого уязвимого: а я до сих пор не выказывал признаков усталости, даром, что оступился.

Щит князя выдержал шквал ударов, после чего один особенно сильный выпад заставил его захрустеть и треснуть. Уста князя изрыгнули испуганное проклятие. Но я добился того, чего хотел.

Серокожий уделил мне определенное время на попытку восстановить равновесие, когда увидел, что я зашатался. На деле я только лишь разыграл, что земля ушла у меня из-под ног. Быстрее, чем дикарь ожидал, я обрел кое-какую опору и ударил горца в спину.

То был хилый удар, в него не удалось вложить вес корпуса и мощь размаха, но он угодил твоему соплеменнику в шею, горец, сразу после того как щит моего господина раскололся на два неровных куска. Инстинктивно серокожий отскочил, поэтому второй удар, в котором имелось уже все нужное для убийства нашего противника, не достиг цели.

Дикарь выронил кастеты и зажал шею ладонями. Однако кровь толчками потекла между его пальцами, залила плечи и лопатки серокожего. В воцарившейся тишине я услышал, как он попытался дышать ровно, видно, чтобы не потерять сознания.

Я удовлетворенно улыбнулся, когда дикарь сбился с ритма: ему пришлось сплюнуть в траву большой багровый сгусток. Эта улыбка всегда играла на моих губах, когда я наблюдал за верной смертью очередного поверженного мной врага.

Все, что дикарь смог сделать в следующие секунды, когда взгляды обоих воинств сосредоточились на нем одном, это устоять на ногах, да и это далось ему с таким нечеловеческим трудом, что я невольно позавидовал. Он качался, и качался так сильно, что я и не подумал усомниться в том, что хищно притаившийся в траве рядом с ним бурый камень примет на острый выступ своей щербатой поверхности голову серокожего, когда тот, наконец, упадет. Тут я совершил уже не наигранную, а настоящую ошибку, за которую потом не прощал себя несколько недель. Всегда нужно доводить дело до конца.