Во многих новых песнях я услышал восхваление храбрости его войска, и это радовало меня. В отдельных строфах я узнал слегка переиначенные мои собственные подвиги, несколько раз исполнители этого творчества даже пропели мое имя, что тоже было приятно. Однако я не рвался к известности, мне не нужно было, чтобы моя фамилия тоже гремела повсюду, ибо я считал отраженный от моего господина свет достаточной наградой за мои труды.
О, я был честолюбив, своенравен, вспыльчив не менее, чем сейчас, но чрезмерной власти не желал, ибо собирался нести ответственность только за поступки обученных мной лично и подчиненных мне тяжело вооруженных всадников. Я любил другие вещи, а не управление десятками тысяч человек, мне просто не нужно было такое влияние, чтобы чувствовать себя достойно. У меня было достаточно его в родном доме и окрестных усадьбах.
Я любил фехтование, тактику, стратегию, крепкое вино, женщин с резко очерченными бедрами и выступавшей грудью, с непокорным, но призывающим взглядом. Я был желанным производителем детей, все доступные и недоступные мне пары ног под миловидными лицами раскрылись под моим напором, а их обладательницы приходили ко мне сами на следующую ночь, позабыв законных мужей и любовников. Я не ведал страха, не ведал совести, гордыня моя была велика, да и после всего произошедшего немногое изменилось во мне. Твои бедра и твою грудь, искательница приключений, я считаю слишком узкими для того, чтобы захотеть обладать ими, пускай твоя кровь и имеет божественный для моего языка привкус.
Словом, началось цветение княжества. В то же время мы не позволили успеху опьянить нас и сделать наивными: мой господин знал, что дикари вернутся, когда вновь соберут достаточно сил, и что на этот раз горцев будет по-настоящему много. Мой господин стал готовиться ко второй войне с ними заблаговременно.
От скотоводов на пастбищах и от шахт в отрогах деньги широкой рекой потекли в казну княжества; мой повелитель быстро и наглядно расправлялся с поступавшими с деньгами иначе, нежели как он указывал распоряжаться ими людьми (догадайтесь, кто вершил над такими суд, а после приводил приговоры в исполнение). Эти средства увеличили уровень подготовки воинов княжества, воспитали их численность, помимо всего прочего, на что князь тратил золото, как полезного для княжества, так и бесполезного. В тогда уже существовавшей южной империи мы наняли не слишком талантливого, но настоящего мага земли, чьих способностей как раз хватило на ощутимую помощь в возведении каменных стен вместо деревянных на равнинах у гор, затем — на прорытие акведуков и подземных ходов между цитаделями, вместе с прочими новинками ученой мысли того века. Мы купили мага за земельный надел на равнинах, где разрешили ему исследовать все, что он хотел, и при этом он не тревожил никого своими опытами.
Так, спустя четыре года владения новыми, богатыми землями, когда со снегами с гор спустились племена, их допотопным осадным орудиям (нетрудно догадаться, от кого они почерпнули вдохновение к созданию таких машин) противостояли ряды каменных укреплений с великолепным сообщением и распределением припасов.
Почти все колена горцев выступили против нас в ту войну. Они шли на штурм за штурмом, а мы обороняли стены, которые оказались слишком прочны для камнеметных механизмов дикарей. Только несколько раз им удалось ценой больших потерь пробить стены тараном, но последовавшие за этими успехами атаки все равно приводили ни к чему, и не только в силу того, что мы стойко защищали проломы, обороняли то, что уже несколько лет считали своим.
Дело в том, что горцы стали уже не так глупы, чтобы стоять под градом стрел со стен, в то время пока очередной их таран делал свое дело: они спешили к бреши только после того, как кладка опадала.
Вот тут наступал мой час, ибо я делал вылазки конным строем через проломы.
Я сминал приближавшиеся ряды в сокрушительных фронтальных атаках. Я расстраивал некое перенятое от нас подобие порядка, чем замедлял движение горцев к бреши. И уходил прочь прежде, чем сам оказывался безнадежно окружен. Несколько раз я приводил за собой погоню к проломленной стене, ибо находились у дикарей отменные бегуны, которые на короткое время ни капли не отставали от тяжело вооруженного всадника на полном скаку. Вообще, отдельные группы дикарей бились чересчур хорошо для не отмеченных никакими знаками отличия горцев, и я не находил объяснения этому явлению, как ни старался. Мне суждено было понять его позже, и я едва не заплатил за это знание жизнью.