Ищи меня в отражениях

— Ну ёптыть… куда я их сунул-то, — беззлобно ругнулся он. Увидев коробку спичек на приборной панели, он просиял. — А, вот вы где спрятались! — со спичками он был любезнее, чем со своими пассажирами. Толстые пальцы привычным движением достали спичку, ловко чиркнули ею о торец коробка и бережно спрятали огонек между огромных ладоней. Ветра в автобусе не было, но чувствовалось, что сам этот ритуал вошел в привычку и доставлял водителю наслаждение. Толстяк раскурил сигарету, глубоко затянулся и пустил долгую струю дыма в лобовое стекло. Дым врезался в преграду, метнулся назад и заклубился, окутывая водителя желтовато-серым облаком. Сделав еще пару затяжек, водитель переместил сигарету в уголок рта и начал, кряхтя и поругиваясь, выбираться из-за руля. Я следил за каждым его движением, напряжение во всем теле росло с каждой секундой. И когда его туша, бесформенная и мешковатая, нависла надо мной, я готов был сейчас же умереть, чем пережить то, что он хотел со мной сделать…

Однако совершенно неожиданно дверь позади взвизгнула и отползла в сторону.

— Ну что, заяц, пойдем, поможешь разгрузить автобус, — сказал он, подталкивая меня к выходу.

Мы оказались на улице. Я, все еще слегка ошарашенный, наблюдал, как водитель отпирает гараж, возвращается к автобусу и поднимает крышку багажного отделения. Оно под завязку забито пластиковыми ящиками, из которых рядами выглядывали горлышки бутылок с белой этикеткой и золотистой крышкой.

— Ну, че стоишь, — обратился ко мне здоровяк, — хватай ящик и пошли, покажу, куда ставить. Ты, кстати, мне удачно попался, а то радикулит замучил…

Я схватил ящик и рывком поднял. Он оказался страшно тяжелым, и я чуть не потерял равновесие, но все-таки выровнялся и поплелся в гараж.

— Ставь вон туда в угол, — водитель махнул в сторону, но я ничего не разглядел, кроме золотистой пыли, повисшей в воздухе. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, из мрака проступили пара цинковых ведер, старый велосипед на стене, полки с рядами пустых трехлитровых банок и еще каким-то хламом. Пахло ржавым железом, бензином и перебродившими дрожжами. В углу действительно пусто. Я понес ящик туда. Бутылки звякнули.

— Осторожней опускай! — закричал мужик, и я медленно поставил ящик на пыльный пол.

— Ну вот, — подытожил водитель, прислонившись к гаражной двери и перекатывая сигарету с одного уголка рта в другой. — Всего двадцать ящиков. Стаскаешь и свободен.

Я был рад без памяти, что самые страшные опасения оказались лишь плодом испуганного воображения. Взмокшие подмышки, боль в спине и ногах то малое, что я с радостью готов заплатить за возможность ускользнуть от бесконечной пытки страхом.

И вот последний ящик водружён на место.

— Ну, я закончил, — сообщил я и медленно направился к выходу, но толстяк преградил путь. Сердце сжалось, а потом помчалось, как бешеное.

— Чтобы молчал и никому ни слова про водку, понял, пацан? — кусочек пепла упал на мои ботинки.

— Конечно! Кому мне рассказывать?

— То-то. Ну давай, иди уже, — он отодвинулся. Я поспешил протиснуться в дверной проем и зашагал прочь.

— Эй, пацан! Подожди… — услышал я вдогонку.

Останавливаться не хотелось. Я продолжал шагать мимо гаражей.

— Да подожди, говорю, — здоровяк догнал меня и сунул в руку что-то похожее на черную тряпку. Я остановился и посмотрел внимательнее. Оказалось, это старая вязаная шапка. — Одень! — тут же потребовал он. — А то уши отморозишь. Ходишь без шапки в такой мороз… Вот и сын у меня такой же, и прыщавый, как ты. Не слушается, болтается с кем попало. Эх, и что с вами делать?! Куда направляешься сейчас?

— Домой.

— Это правильно. Тут остановка трамвая недалеко, помнишь?

— Да, я запомнил.

— Денег, говоришь, нету?

Он порылся в карманах и протянул мне мятую бумажку.

— Вот, на трамвай хватит. И не болтайся больше по улицам!

— Спасибо! — меня растрогал этот добрый и, кажется, не очень счастливый человек. — Не говорите про меня, пожалуйста, никому, если спросят.

— А что я про тебя знаю? — мужчина развернулся и пошел к гаражу. — Вышел из автобуса, и нет тебя. Много вас таких бродит. Всех разве запомнишь…

Глава 37

Конечную двадцатого трамвая я нашел быстро. Попутчики из рейсового автобуса давно уехали в город. На остановке никого подозрительного я не заметил, но из предосторожности не пошел под козырек, а встал поодаль за ларьком, куда уже заползли ранние зимние сумерки.

Я раздумывал, как использовать свою свободу. Куда направиться, у кого искать помощи? В Никитский возвращаться нельзя — это ясно. Меня бы наверняка сцапали еще до того, как увидел знакомые окна. О школе тоже можно забыть. О больнице — тем более. Самое лучшее — идти туда, где никогда не был, где меньше всего ждут. Существовало только одно такое место. Но для этого нужно разыскать Воробья.

Часов у меня не было, но судя по тому, что солнце клонилось к закату, уроки скоро закончатся, и Сашка пойдет домой своей обычной дорогой. Я подожду его в сквере, где наши пути обычно пересекались утром. Где он живет, я точно не знал, побывать у него дома так и не пришлось.