Ищи меня в отражениях

Теплая вода, земляничный шампунь и чистое белье вернули к жизни. Я вышел из ванной совершенно преображенным.

Из кухни раздавался звон посуды, и что-то шкворчало на сковородке. Воробей колдовал над плитой. Он мельком оглянулся и продолжил орудовать деревянной лопаткой, переворачивая котлеты.

Вдруг из кипящей кастрюльки повалила пена. Сашка схватился за крышку, но тут же выронил ее и замахал рукой. Крышка с грохотом полетела на пол. Лапшичный бульон продолжал литься и грозно шипеть, покрывая плиту бурыми пятнами. Я схватил тряпку и кинулся собирать бульон.

— Блин! Прозевал! — Сашка запихал обожженные пальцы в рот и неразборчиво промямлил. — От мамы опять влетит.

— Ничего, мы все отчистим.

— Котлеты горят!

Он кинулся спасать котлеты. Я решил приглядеть за лапшой. Придется есть, раз он так старается.

Наконец, ужин был готов. Я убедил Сашку, что мне хватит и одной котлеты. Себе он положил три, и мы принялись за еду.

— Скоро мама должна вернуться, — объяснил он.

— А отец когда придет?

— Сегодня он всю ночь на дежурстве. Будет завтра, но я уже в школу уйду.

Мы сидели за столом. Воробей уплетал за обе щеки. Я перекатывал лапшу по тарелке и время от времени отправлял в рот кусочек котлеты. Мы молчали. Я все ждал, когда же начнутся расспросы, но Воробей был занят едой. Тогда я не выдержал и начал первым.

— Извини, что я вот так свалился как снег на голову…

— Да ладно извиняться. На то и есть друзья. Лучше скажи, что планируешь делать?

— Да… если честно, пока еще не знаю. Главным планом было найти тебя. Теперь вот думаю…

— Ну, а че тут думать! — он бросил вилку в полупустую тарелку и воззрился на меня. — Оставайся сегодня здесь. А завтра утром вернёшься в Никитский. Чистый, отдохнувший и выспавшийся. Никто и не подумает, что ты сбежал. Ты ведь сбежал, так?

— Ну да…

— Ну и вот. Просто скажешь, ездил к дальним родственникам погостить. Наплетешь чего-нибудь. Не мне тебя учить.

— Ну да, вариант. А мама твоя разрешит у вас сегодня остаться?

— А ты ей улыбнись, как умеешь, она и растает. Она дама чувствительная и жалостливая.

Внутри все похолодело. Неужели Воробей раскусил меня?

— Ты меня переоцениваешь, — я отвел глаза.

— Вот, именно так и разговаривай с моей мамой. И ресницами своими почаще маши.

— Да ладно тебе! — я подцепил вилкой макаронину и запустил, целясь в ехидную физиономию. Сашка пригнул голову, и макаронина повисла в волосах на макушке. Он не растерялся и тут же нанес ответный удар.

— Да ну тебя, я только помылся!

Но у Воробья оставалось еще много боеприпасов.

Наша битва была в самом разгаре, когда в замочной скважине заскрежетал ключ.

— Мама! — прошептал Воробей. — Собирай макароны!

Мы начали ползать по полу. Я собирал макароны в ладонь, а Сашка складывал их прямо в рот. Я последовал его примеру и запихал в рот целую пригоршню.

— Здравствуйте! Сашенька, у нас гости?

От неожиданности я подавился и стукнулся лбом о стул.

В дверях стояла миловидная, совсем молодая женщина в синем пальто и пушистой круглой шапке. Она улыбалась.

— Да, мам, это Тимка из школы, я тебе как-то про него рассказывал.

— Да, наверно, не помню уже, — она виновато развела руками.

— Вы ужинаете?

— Ага. Вот котлеты тебе оставил. И лапши немного.

— Лапши, значит? — она протянула руку и выудила из волос Сашки макаронину.

— Ладно, мам, ты ужинай, а нам надо уроки делать.

Мы пошли в большую комнату и целый час резались в приставку. Потом пришла Сашкина мама и заставила повторять неправильные глаголы к уроку английского.

Понадобятся ли мне когда-нибудь эти неправильные глаголы? Вернусь ли я в школу? И что вообще делать?.. Куда податься?

— Пойду спрошу насчет тебя, — подмигнул мне Воробей.

Я услышал, как они переговариваются на кухне, но слов разобрать не мог. Судя по интонации, мама не соглашалась, и я уже начал готовиться к ночи на холодной улице. Но тут Сашка вернулся и громко объявил: если я позвоню в Никитский и предупрежу, что останусь ночевать у одноклассника, мама возражать не будет. Он показал жестом, мол ничего большего сделать не получается.

— Конечно, позвоню, — ответил я так же громко. — А телефон у вас есть?

— Пойдем, покажу, — Сашка махнул рукой.

— Кому звонить будешь? — спросил он уже шепотом.

— Есть один человек…

Сашка привел в родительскую спальню — большую и тесно заставленную громоздкой мебелью комнату. Возле единственного окна стоял грузный письменный стол, заваленный книгами и журналами, корешки которых пестрели склоняемым на все лады словом “хирургия”. Сашка подвел к столу, извлек из гущи научно-литературного айсберга телефонный аппарат и протянул мне.

— Только не трогай тут, пожалуйста, ничего, — попросил он. — Отец работает над диссертацией. Ему кажется, что у него здесь идеальный порядок и самая логичная система рассредоточения вещей. Если что-то подвинешь, будет очень недоволен. Располагайся, — Сашка мотнул головой, указывая на высокое кресло с покатыми подлокотниками.

Я уселся и снял трубку.

— Может, правда, позвони в Никитский…

— Не волнуйся. Дай мне пять минут поговорить с одним человеком.

— Хорошо. Зови, если понадоблюсь, — и он скрылся, прикрыв за собой дверь.