Ищи меня в отражениях

В бешеном исступлении, испытывая все нарастающий восторг, я раздавал удары направо и налево. Защита давно перешла в нападение. Саданув ниже солнечного сплетения рыжему Ваське из параллельного класса, я спешил выбрать новую жертву, но тут же был раздавлен чьей-то мощной тушей. Рамазанов, как дорожный каток, подмял под себя и принялся методично выколачивать дух. Хилые тумаки, которыми я беспорядочно сыпал по этому детине, были ему как слону дробинки. В отчаянии я схватил его за бока и впился пальцами чуть ниже подмышек, куда мог дотянуться в своем незавидном положении. Рамазанов конвульсивно задергался и завизжал, как баба. Я повалил его на бок и, сунув для верности кулаком в жирную харю, рванул в самую гущу битвы, где заметил Сашку.

Тот оседлал прыщавого Петьку, который был почти на голову выше моего друга, и отчаянно мутузил верзилу деревянной линейкой. Он каким-то чудом держался на Петькином загривке, как на необъезженном жеребце во время родео. Оторванный рукав Сашкиной рубахи трепыхался, словно знамя победы.

Воробей как раз замахнулся для нового удара, как случайный тычок в спину лишил Сашку его шаткого преимущества, и вот он уже лежал на полу, уворачиваясь от размашистых Петькиных затрещин.

Я шагнул на подмогу Воробью, но чья-то рука схватила меня сзади за шиворот. Не задумываясь, я развернулся и саданул со всего размаху по усатой роже. И тут же понял, что это рожа эта, не рожа вовсе, а лицо нашего учителя биологии — Василия Степановича. И лицо это было очень серьезным. Шея вся пошла красными пятнами. Рот Василия Степановича как-то уж очень широко открылся, и словно в замедленной съемке вырвался из этого рта низкий, гортанный вопль, больше похожий на рык разъяренного льва.

— А ну, всем стоять! Стоять, я сказал! — и мы остановились. Постепенно народ начал подниматься, отряхиваться и приводить себя в порядок. Я посмотрел на поле битвы. Оказалось, что драка растянулась на половину школьного коридора. За каких-то пять минут мелкая потасовка, центром которой был я, приняла масштабы стихийного бедствия.

Теперь все понуро стояли и слушали речь Василия Степановича о том, какие же мы мерзавцы. Однако мерзавцы эти, утолив жажду крови, переглядывались и улыбались друг другу. В эту минуту мы были в одной банде, все друг друга любили, и отчего-то безумно уважали. Я чувствовал нашу железобетонную сплоченность.

Биолог нес что-то про гуманность, человечность и разумность. Все слова слились в бесконечную нудную песню, которую мозг упорно отказывался переваривать. Наконец Василий Степанович иссяк, и все начали расходиться. Я хотел было отыскать Сашку, но огромная рука учителя вцепилась в мою выше локтя.

— А с тобой, Невинный, мы еще не закончили, — прошипел он у меня над ухом.

Василий Степанович отконвоировал меня в учительскую, где группа в строгих костюмах, галстуках и капроновых чулках обрушилась на меня лавиной упреков. Наверно, все учителя параллели собрались в этом просторном кабинете. Наталья Георгиевна была в первом ряду. Помедлив секунду, я полез в сумку, достал тетрадь с домашним заданием и протянул ей.

— Вот наглец! — были мне наградой слова математички.

Ситуация накалилась до предела. Наконец один из учителей спросил:

— Вы звонили в Никитский?

— Да, — ответила директриса. — Юрий Михайлович будет с минуты на минуту.

Ну вот, мне конец! Опять новая школа, или даже новый детский дом… Эта мысль мгновенно привела меня в правильное настроение и помогла сосредоточиться. Нужно сделать все, чтобы им понравиться. И пусть здесь математичка, которая уже точно поймет, с кем имеет дело, мне плевать.

Я поправил челку, одновременно вглядываясь в учителей и выявляя их предпочтения. Почувствовал, как синяк под глазом стремительно побледнел. Царапины на шее и носу втянулись, будто их и не было. Я потер руки друг о друга, и ранки на костяшках пальцев мгновенно затянулись. Лицо зарумянилось. Глаза посветлели и увлажнились. Мои волосы были слишком темными. Сейчас бы подошел светло-русый, однако такая перемена была бы очень заметной. Придется оставить их как есть, но челку можно укоротить. Я быстро провел рукой, пропуская между пальцами пряди и одновременно втягивая волосы. Наталья Георгиевна злобно фыркнула, но что она могла сказать или сделать? “Посмотрите, он меняет свою внешность прямо у вас на глазах!” Кто в здравом уме поверит в это?

Я посмотрел ей прямо в глаза, состроил раскаивающуюся мину, захлюпал носом и каждую секунду был готов пустить слезу.

Глава 24

В комнате только кровать, стул и стол. Выходить строго запретили, да я и не смог бы. Дверь заперта. Никто не должен общаться со мной трое суток. Пару раз в день приносят еду и выводят в туалет под конвоем. На всякий случай дали горшок, как будто думали, я и впрямь захочу им воспользоваться. Развлекаться и бездельничать не разрешалось. Я должен самостоятельно заниматься по разным предметам и сделать кучу упражнений из учебника. Короче, устроили тюремное заключение.