Ищи меня в отражениях

Что и говорить, за два дня в школе мне удалось проштрафиться по полной программе — уйти с урока на глазах у всего класса, дерзить, стать причиной массового побоища и даже ударить учителя. Меня обвиняли, ругали, увещевали, стыдили. Каждый преподаватель счел своим долгом прочесть нравоучительную лекцию. Юрий Михайлович молчал и только хмурился. Я же прикинулся жалким хлюпиком, хлопал ресницами и бесконечно извинялся. Но это не помогло…

Все, казалось, поверили в мое раскаяние, но тут вступила математичка. Целую лекцию прочитала, почему таких, как я, надо выгонять из школы. Только паучиха открыла рот, учителя будто скукожились. Никто и вякнуть не смел. Даже директриса поджала хвост. Вся учительская заполнилась липкими вонючими волнами страха. Неужели такими отбросами можно питаться?

В итоге назначили педсовет на следующий понедельник. Если туда явится математичка, меня точно выгонят из школы, под любым абсурдным предлогом. Домашний арест — тоже ее идея. Она не напрасно подозревает, что и мне нужна энергия. А если я буду сидеть взаперти, останусь голодным. Но ничего, три дня выдержу, и не такое случалось.

Только как быть с Надей? Какой я идиот, забыл карманное зеркало в спальне! Сможет ли она меня отыскать?

Я нарезал круги по комнате, как слон по одной и той же траектории. Надя появилась через несколько часов, когда я уже почти отчаялся увидеть ее в зеркале над умывальником.

— Почему ты здесь? — накинулась она. — Я искала тебя в спальне, в душевой, в общем холле, в столовой — почти все зеркала в Никитском проверила!

— Ну…

— Где твое карманное зеркало?

— Я забыл его в школьных брюках, — в ту же секунду я оказался у зеркала.

— Что ты здесь делаешь? — настаивала Надя.

— Ну… опять наказан, — ответил я, разводя руками и стараясь улыбнуться невинно, как младенец. — Меня заперли тут на три дня. Так что можешь приходить в любое время.

— Что ты натворил? — строго спросила она. — Боже, а это что? — Я почувствовал прохладные прикосновения там, где совсем недавно был синяк. Досадно, что теперь от него осталась мелкая ссадина.

— Неважно, — сказал я небрежно.

От ее пальцев, ласкающих мою щеку, что-то сжалось внутри и поползло вниз живота, вызывая дрожь во всем теле. Я поймал ее ладонь. Моя рука скользнула выше, чувствуя под собой локоть, плечо, на секунду задержалась возле мочки уха. Я качнулся вперед, слегка задевая губами кончик ее носа.

Сейчас!

Глава 25

Это были самые счастливые три дня моей жизни. Большую часть времени Надя проводила со мной, уходя ненадолго лишь для того, чтобы я мог заняться уроками. Мы болтали обо всем на свете. Надя рассказывала о своих путешествиях, о разных людях и городах, о родителях, о проблемах и вещах, которые ее волновали.

— Друзей из класса у меня никогда не было, — начала она, когда я осмелился спросить про школьный бойкот. — Ну, просто скучные они там все! О чем с ними говорить? Вот с Викой, например? Восхищаться ее новыми туфлями, которые привез крутой папочка из заграничной командировки? Тырить у родителей сигареты я не умею, тем более мои не курят. Сидеть в кафе после уроков денег нет, а быть шестеркой за кусочек шоколадки я не собираюсь. В общем… не было у нас никогда ничего общего. Но как-то они терпели меня, особо не донимали. А тут эта выставка городская. Надо было что-то нарисовать. От каждой школы брали по одному рисунку. Кто хотел поучаствовать, принесли свои работы. Вика у нас тоже типа рисует. Приперла огромный холст. Чего-то там маслом было намалевано, — Надя криво ухмыльнулась. А я вспомнил как заносчиво вела себя с Надей Вика. — Ну, в общем, выбрали, конечно, мою картину. А ей сказали, что масла много, а толку мало. Да еще объяснили популярно, почему моя работа лучше. Вот тут они всей толпой начали меня травить.

— А учителя, почему они не вмешиваются?

— Вика отличница, и папа у нее в мэрии сидит…

— Понятно. А тот случай, в раздевалке?

Надя отстранилась и отвернулась. Она молчала. Потом выдохнула:

— Да, было такое. Я просто от них устала. Знаешь, сколько времени я провела в этой раздевалке? Или туалете? Или в каморке со швабрами? Сколько раз они тащили меня куда-нибудь, устраивали темную, а потом запирали. Я должна была что-то сделать, и сделала… — сказала она твердо и посмотрела на меня. — И совсем не жалею. Пусть лучше считают меня опасной и чокнутой, чем тряпкой.

— Это скучно все, — Она встряхнула плечами, будто сбрасывая груз. — Расскажи лучше что-нибудь о себе.

И я раскрылся, как мог. Я чувствовал, что просто обязан быть честным. Пытался рассказать все, и несколько раз слова готовы были сорваться с языка, но в последнюю секунду что-то мешало.

— Я должен сказать тебе, что не самый хороший… человек, — попробовал начать я.

— Знаю, — ответила Надя.

— Что именно?

— Вот хотя бы это… Ты всегда выглядишь испуганным, стоит сказать, что я все про тебя знаю, — я отвел глаза и заставил себя улыбнуться.

— А еще потому, — продолжала Надя, — что ты так и не извинился за тот поступок в школе.