Интернат

Улица пустынна, небо похоже на гору спального железнодорожного белья, накиданного в кучу под купе проводника: тяжёлые нагромождения облаков лежат до горизонта, разбросанные и вывернутые. Процессия растягивается по улице. Идут, будто действительно провожают кого-то в последний печальный путь. Женщины тащат мешки, обходят ямы с водой, хотя это мало помогает: вода всюду, холодная, зимняя. Третий день я пытаюсь куда-то вырваться, думает Паша. Третий день бегаю по кругу, как цирковой медведь. И конца этому забегу не видно. Третий день я иду с какими-то людьми, которых даже не знаю. Будто какая- то пружина в воздухе толкает меня вперёд, гонит, не даёт остановиться. И всех их, смотрит вокруг Паша, тоже гонит, тоже толкает подальше от дома. Хотя и дома у половины из них просто нет. И родных нет. Вот они и блуждают без каких-либо шансов выбраться. Ходят по кругу, ходят вокруг своего города. И я с ними почему-то хожу. И малого вот за собой таскаю. Малой Пашу больше всего и волнует: кроссовки у него совсем не для такой погоды, ноги, очевидно, давно намокли, как они дойдут – непонятно. Можно было бы обратиться к кому-нибудь из жителей посёлка, попросить, чтобы довезли, но жителей просто нет, посёлок словно вымер, а они вот остались, уходя из него последними. Идут по длинной пустой улице, месят мокрой обувью кашу из снега, грязи и песка, идут тёмным потоком мимо чужих дворов.

За последним забором начинается степь. Снег аж синий от влаги, с черными подталинами на возвышениях, с еле заметной колючей лесополосой на горизонте. У дороги по пузо в сугробе стоит старая скорая. Дверь со стороны водителя вырвана с мясом, валяется рядом в снегу. Задние двери торчат вверх. Внутри пусто, лежат грязные тряпки, камуфляжная куртка, запаска. Толпа проходит мимо, испуганно глядя на брошенное авто. Некоторые женщины крестятся. Можно даже подумать, что они крестятся на красный крест скорой. Паша идёт, положив руку на плечо малому. Малому, наверное, тяжело, но руку он не убирает: так теплее. Хорошо было бы ему ноги просушить, думает Паша озабоченно, носки поменять. Ведь не дойдёт, придется на себе тащить. То, что легко не будет, он понимает сразу. Уже за посёлком дорога идёт под гору. Поначалу все идут бодро, стараются опередить друг друга или хотя бы не сбавлять темп, но уже через пару километров, среди поля, женщины останавливаются, садясь у дороги на собственные мешки, отдыхают, переводят дыхание. Пытаются согреться под дождём – мелким, невидимым, бесконечным. Одна из женщин – в платке, за которым почти не видно лица, в жёлтом пальто и высоких резиновых сапогах – сидит на перевёрнутом ведре, опустила голову, смотрит под ноги, не двигается. Паша не выдерживает, подходит, хочет помочь. Женщина резко поднимает к нему лицо – язвы на коже, кровавые потрескавшиеся губы. Паша делает шаг назад, невольно отводит взгляд. Потом всё-таки набирается духа:

– Всё нормально? – спрашивает. – Помочь?

Женщина смотрит на него, ничего не понимая. И ничего не отвечая, ясное дело. Паша стоит над ней, сгорбившись и стараясь не смотреть ей в глаза. Малой боязливо выглядывает у него из-за спины.

– Вам помочь? – снова спрашивает Паша.

Женщина отрицательно выбрасывает вперёд ладонь – ладонь у неё тоже в язвах. Паша берёт малого за плечо, тащит вперёд.

– Да чем ты ей поможешь? – раздражённо говорит кто- то ему в спину.

Паша оглядывается: какой-то школьник, лет пятнадцати, но невысокий, всего на голову выше малого, чёрная шапочка с адидасом, весенняя куртка совсем не держит тепла, мокрые кроссовки, которыми он проваливается в снеговую кашу, вымерзший насквозь, прячет руки в карманы, тащит на спине старый, выгоревший на солнце туристический рюкзак. Смотрит на Пашу с вызовом, шмыгает носом, откуда тут взялся – непонятно.

– Ты шо, знаешь её? – спрашивает Паша.

– Шо её знать? – удивляется парень. – Она здесь живёт, её тут все знают.

– Здесь – это где? – не понимает Паша. – В посёлке?

– Ну, – подтверждает школьник.

– Что у неё с кожей?

– Я ебу? – честно отвечает школьник. – Больная она, не подходи к ней лучше.

– А что же она бежит? – не понимает Паша. – Если она здесь живёт.

– Все бегут – и она бежит, – объясняет школьник. – Я же говорю, больная. Не подходи к ней, – напоминает.

Набрасывает на голову капюшон, обгоняет Пашу, прыгая по лужам, бежит вперёд.

+