– Не обращайте внимания на отсутствие материальных артефактов, – сказал профессор. – Всякая библиотека – это кладбище тщеславий. Так что не жалейте. Станем рассуждать умозрительно. Вот представьте себе, живёт бывший профессор. В большой нужде. Жена стервенеет, дочка где-то по ночам валандается. Прижало, не вздохнуть. И тут, в самую безнадёжную минуту, подкатывается к нему некий вежливый джентльмен. С тростью старинной, набалдашник в виде серебряного льва. Известный всем персонаж. Чёрный пудель и прочее… Вник в обстоятельства и предлагает: «Боборыкина продайте. Хорошую цену дам».
Начинает издалека, как видите. С Боборыкина. Потому что труднее всего распродажу начать. Психологически. А Боборыкина продать можно. Скучный, деревянный писатель.
«Сколько дадите? – говорит профессор. – У меня двенадцать томов, издание Маркса. В переплёте родном. Нечитаный…»
Цену набивает, – пояснил Афанасий Иванович. – Это, скажу вам, в прежние времена особо ценилось на книжном рынке. Чтобы именно «нечитаный».
«Сто долларей за каждый том, – отвечает искуситель. – Всего, стало быть, за двенадцать томов – тысячу двести».
Интеллигент наш от радости едва удержался на стуле. А искуситель продолжает:
«Знаете что? Давайте вы мне Боборыкина уступите полностью, а?»
«Как это, простите, полностью? У меня, кроме этих томов, никаких иных сочинений не имеется».
«Вы не поняли моё предложение, – говорит искуситель профессору и поясняет: – Тут в высшем смысле. Речь идёт о духовном багаже. Я хочу купить у вас всё то, что дало вам чтение его скучнейших романов. То есть то, если можно так выразиться, духовное богатство, те изменения в строе ваших мыслей и ваших вкусов, которые вы приобрели от чтения Боборыкина. Хотя вполне возможен и духовный ущерб. Ведь, согласитесь, от чтения иных писателей только досада берёт. Какой уж там духовный прибыток? Не так ли?»
«Это, к сожалению, сплошь и рядом».
«Ну вот видите! Я хочу избавить вашу душу от духовного шлака, которым засорил её Боборыкин. Оптом. Не разбирая ни плохого, ни хорошего. Кота, так сказать, покупаю в мешке. Покупаю неосязаемую фикцию, а плачу реальными деньгами».
«Я согласен, – кивает профессор. – Забирайте его из моего духовного мира полностью. Но, конечно, не по сто долларов за том. Это ведь уже не бумажное издание продать, а нечто иное. Гораздо более ценное. Расстаться навсегда…»
«Вы правы, – говорит демон. – Я заплачу гораздо больше, нежели за бумажное издание. Итак, я хочу приобрести у вас всё то, что сочинил и привнёс в вашу душу писатель Боборыкин. Но таким образом приобрести, что и сама память о Боборыкине из вашего интеллекта изгладится. Как будто вы никогда не читали его, не слыхали такого имени. Согласны?»
«Попробовать можно. Сколько такая операция, буде она состоится, может стоить с вашей стороны?»
А сам соображает. «Да я этого Боборыкина едва и читал-то, – думает он. – Десять, может, страниц. Много ли от меня убудет, если продам?»
«Десять тысяч долларов! – громогласно произносит искуситель. – Это вдобавок к тем тысяче двумстам».
«Десять ты-ы… Согласен».
«Итого – одиннадцать двести. Получите, распишитесь. Прощайте».
Профессор приносит жене одиннадцать тысяч двести. Достоинство его восстановлено в семье. Праздник, примирение, радость. Однако, как вы догадываетесь, проходит некоторое весьма недолгое время. Кое-какие дыры семья залатала. Часть долгов раздала. Но прорехи всё ещё ужасные в бюджете. И тут снова в нужный момент является тот.
«Пожалуй, взял бы у вас из духовного обихода ещё что-нибудь. Вы в этом смысле человек обеспеченный».
«Что, например?»
«Ну, хотя бы… Из Толстых кого-нибудь. Их ведь несколько. Допустим, Льва…»
«Э, нет. Не допустим! Хватили через край. Никогда и ни за что!»
«Ясно. Хотя подумайте. Этот Лев большой путаник. Вредный старик. Сколько народу сбил с пути. Нет? Ну, что же… Чехов, полагаю, тоже не продаётся?»
«Разумеется, не продаётся! Давайте чего-нибудь попроще…»
Опять в семье праздник и лад. Во внутреннем духовном богатстве никаких прорех незаметно. Проходит время. Снова является искуситель. И снова, заметьте, в самый трудный момент. Скупает всякую литературную мелочовку, недорого. Но кое-что профессор отдаёт и с колебанием.
И пошло-поехало. Визит раз в месяц. Всё второстепенное уступает без долгого торга, не сожалея. Турсун-заде, Франко, Дангулов, Лацис. Оставляет в шкафах самое дорогое, золотое, бесценное. Из двадцатого века только сокровища остались. Бунин, Куприн, Толстой, Шолохов, Булгаков, Набоков. Шукшина оставил. Последний русский классик. Бесспорный. Остальное в расход.
Вот такая жизнь пошла. Профессор заранее из библиотеки выбирал, что бы продать. Тот приходил, осматривал. Спорили, торговались. Советские уходили совсем легко – Тендряков, Сартаков, Шуртаков, Рыбаков, Кабаков… Как будто порожний товарняк прогремел.