Император Бубенцов, или Хромой змей

Попадаются здесь и поистине бесценные находки, уникальные, редкостные. Да вот хотя бы – связанные в пачку большие листы бумаги с подгорелыми краями. С надписью лиловыми чернилами на верхнем листе: «Ник. Гог. “Мёртв. Д.”, т. 2-й и т. 3-й». Лежит пачка косо, кое-как брошенная на сломанное колесо от брички. След сапога кощунственно отпечатался на титульной странице. А вот ещё знакомые, дорогие сердцу вещицы (сердце волнуется от узнавания!) – старинный гранатовый браслет, дымящаяся козацкая люлька, пропавшая грамота, чёрная шаль, три мушкетёрские шпаги, гиперболоид, обрывок шагреневой шкурки, сундук мертвеца и бутылка ямайского рома…

А вот и он! Ну, наконец-то! Маленький собачий ошейничек! Из простой пеньковой верёвки. О, как трогательно, как жалко. Слёз не удержать! Уберите поскорее верёвку, отвяжите кирпич! Уберите, уберите с глаз подальше!.. Прогоните и его прочь! Человека, который водит руками, мычит, мучительно пытается что-то объяснить. Что может сказать немой? Какими словами оправдаться?

Вперемешку с ценнейшими артефактами рассыпан мелкий сор: обёртка от шоколадной конфеты «Белочка», синенькие билеты в кинотеатр с оторванным «контролем», плоские палочки от мороженого, латунные пуговицы… Пригласительный билет! Да-да, и он тоже здесь. Билет тёмно-серый, с золотым тиснением. Бархатистый на ощупь, как будто обросший нежным мхом. Золотое тиснение уже немного потускнело и осыпалось, подобно тому как стираются, зарастают буквы на старом надгробии.

Хох! А вот и самое свежее – кукла с выколотым глазом! Недавнее поступление. Надо же, и она уже навеки хранится здесь, среди бесценных сокровищ мира. Это всё вещи никому теперь не нужные, бесполезные, отданные людьми без всякого сопротивления и сожаления при последнем переходе, в конце долгого жизненного поприща.

3

Потайной советник Савёл Прокопович Полубес кряхтел, чертыхался, пропихивая локти в узкие рукава камзола. Он ненавидел и всем сердцем презирал эту одежду. Хитроумные бронзовые застёжки, удушающие корсеты, жёсткие воротнички, тугие резинки для удержания чулок. Пудра парика вызывала приступ сухого кашля. Проходя на высоких шатких каблуках мимо зеркал, Полубес старался не заглядывать туда, чтобы не расстроиться окончательно. Но не смог удержаться, покосился. Туго обтянутые ляжки с бантами под коленками, кривые икры в белых чулках. Собственные ноги показались чужими, нестерпимо уродливыми. Под чулками бугрились вены. Ныли плоские ступни, всунутые в башмаки с квадратными носами и серебряными пряжками.

Угрюмая усмешка искажала тёмное лицо. Но Савёл Прокопович честно исполнял все условности нелепой комедии. Конечно, он многого не понимал в происходящем, не находил никакого практического смысла в несуразных процедурах. Но – деньги! Немыслимые, гигантские деньги. Если бы не мириады денег, то можно было бы подумать, что нелепый карнавал устраивают насельники сумасшедшего дома. Деньги же неопровержимо свидетельствовали, что всё здесь серьёзно.

Полубес вышел во двор. Полная луна сияла над башнями.

Ужасна полная луна, под ней мир становится голым, уродливым трупом.

Через минуту Полубес дохромал по скользким булыгам до заднего двора. Приятно потянуло угольным дымком. Полубес отворил дверь, обитую изнутри войлоком. Всё здесь было по-прежнему. Уклад жизни, несмотря на всю свою нелепость, ничуть не менялся. Топка была открыта. В печной глубине гудели раскалённые угли. Скокс сидел в любимой своей позе, ссутулившись на низенькой скамеечке, уперев кулак в щёку.

Кто-то сунул в руку Савёлу Прокоповичу канделябр с чадящими свечами. Полубес покорно склонился и встал при входе.

По всем углам бродили, рассаживались, тихо переговаривались небольшие группы людей. Прошла мимо Полубеса несравненная Роза Чмель, в которую Савёл Прокопович, несмотря на свой возраст, был телесно влюблён давно и безнадёжно. Подойдя к Скоксу, Роза изогнулась в тонкой талии, глубоко поклонилась, коснулась ногтями пола.

Полубес, оказавшийся позади неё, деликатно отвернул взор свой. То же самое сделал и Шлягер, но всё-таки не устоял. Всё-таки, отведя глаза свои, раза два метнул быстрый, как разящая рапира, взгляд на тугой, обращённый к нему зад сластолюбивой Розы Чмель. Дрожь прошла по её кобыльему крупу, от самого крестца вплоть до золочёной гривы. Свалился с перекладины, пополз на четвереньках господин Огнь, старичок в буклях. Длинная слюна… Ох, страсти человеческие…

Роза Чмель отбросила лорнет в сторону, скинула с плеч битый молью лисий мех, пахнущий нафталином и мандариновыми корками. С сугубым наслаждением сдёрнула колтун парика. Прекрасные натуральные волосы, чёрные с рыжим отливом, рассыпались по плечам. Роза упала на топчан, стала подсовывать под широкий зад круглую меховую подушку. Подушка очнулась от дрёмы, заворчала, обернувшись таксой.