Император Бубенцов, или Хромой змей

– Ещё раз ха-ха! Ей-богу, смешно! Но это смех сквозь слёзы, Ерофей Тимофеевич! Сквозь невидимые миру слёзы. Это смех сквозь вот её слёзы. – Шлягер указал на жену Бубенцова. – Это ваш смех сквозь слёзы Веры Егоровны! Нельзя строить счастье на слезе ребёнка! Запомните это до конца своей жизни.

– Совестно ему! Да мы-то при чём? – не выдержала Вера. – Прав Адольф. Не мы, так другие!

– Вы какой-то мягкий, нерешительный, – покачал головой Шлягер. – Жёстче надо с людьми! Всё-то вы повторяете рабское: «Люби врага своего…» А я говорю: «возненавидь и ближнего своего!» Свобода выше морали! Думайте, Ерофей Тимофеевич! А теперь проводите меня, пожалуйста.

И, отведя Ерошку в прихожую, зашептал:

– За вами, между прочим, кое-что числится. Кое-какой реквизит. Если вы не забыли. Должен вам заметить, что серьёзные люди готовы отступиться. В случае, если вы… Обещаю вам. Знаете, когда делаешь человеку добро, то как-то особенно привязываешься к нему. Всем сердцем липнешь. А уж от меня-то вы, кроме добра…

– Где расписаться? – спросил Бубенцов.

– Здесь. Где галочка, – указал пальцем Шлягер. – Бюрократическая формальность. Мне для отчета. С давних времён повелось. Надо выполнить набор определённых ритуалов.

– Вешаться потом не придётся на осине? Для отчёта.

– Догадливы, Ерофей Тимофеевич! – Шлягер захлопнул книжку, блеснул весёлым зрачком. – Придётся и вешаться! Но вы лично не тревожьтесь. Не обязательно ваше тело. Найдём кого… Дживу повесим на шарфике, хе-хе!

Сунул ноги в калоши, снял с крючка трость и бесшумно пропал за дверью.

3

Опыт жизни учит тому, что, совершив глупость, сделав неверный шаг, следует как можно скорее остановиться. Одуматься, оглядеться. Если вовремя не исправить положение, то неизбежные следствия дурного поступка начинают цепляться друг за друга, и всё в конце концов усложняется до безвыходной степени. Один неверный шаг меняет направление всего дальнейшего движения. Нужно возвратиться, иначе с каждым новым шагом человек ещё глубже запутывается, всё дальше уходит в дебри.

Но бывают минуты, когда в жизни людей ничего явным образом, кажется, и не произошло, ничего не поменялось, всё продолжается как обычно, и всё же человек ясно чувствует: только что с жизнью его случилось что-то такое, от чего она уже не останется такою же, как прежде.

После ухода Адольфа Шлягера как будто ничего не произошло. Но в доме установилось молчание. Вера убирала со стола, звякала в раковине посудой, шумела водой. Ерошка выпил ещё одну рюмку, пожевал, налил ещё.

– Ты понимаешь, какая сила вмешалась в нашу жизнь? – сказал Бубенцов. – Квартиру подсунули! Они моего предательства добивались. Пусть формального. И добились. Ты сознаёшь хотя бы, что мы часть проекта?

– Все люди часть большого проекта, – спокойно отвечала Вера. – Не вникай. Пользуйся моментом.

– Могут потребовать плату.

– Ты ничего не обещал, – сказала Вера, споласкивая руки. – Души не продавал, кровью не подписывался.

– Ты-то вот руки умыла! Предъявят счёт, придётся платить.

– Каждый человек расплачивается в конце. Смерть.

– Вера, я же не в философском смысле! Я говорю о нашей жизни. И я только что расписался в его богомерзкой книге.

– В нашей жизни всё просто. Шлягер не из крупных деятелей, – сказала Вера. – Так, мелкая сошка. На посылках. Надо пользоваться моментом. Ничего с нами за эти полгода не произошло. Наоборот. У тебя вон какая слава. Пусть дурная. Зато появились деньги, а теперь вот ещё и прекрасная квартира! Что ж тут думать о какой-то расплате? Так что в данном случае твоя подпись ничего не значит.

– В данном случае моя подпись значит то, что я предал. Это похоже на ловушку. Заманивают.

– Да тебе-то что? Пусть себе заманивают.

– А если потребуют?!

– А что они могут потребовать? А коли и потребуют, то в любой миг можно от всего отречься.

– Ну, хорошо, Вера. Давай-ка выпьем с тобой. За улучшение жизни!

Глава 9. Кладбище тщеславий

1

Давно известно, что пока существуют нищие, до тех пор будут благоденствовать богатые. Ибо богатство богатых проистекает из нищеты нищих, питается этой нищетою. В паучьи лапы к банкирам попадают люди, которые оказались в нужде. Немногим счастливцам и редким государствам удаётся вырваться из кабалы процентов.

Профессор Афанасий Иванович Покровский знал, какая сила ополчилась против него. А потому с самого начала даже и не помышлял о самозащите. Кто-кто, а он уж точно представлял истинную расстановку сил на этой земле. Покровский известен был именно как специалист, знаток тайных пружин, всей той несложной механики, лежащей в основе устройства мира. Не только нашего, видимого всем, но и невидимого, инфернального.

И вот этот учёный, этот умнейший человек, профессор, преподававший некогда богословие в Киево-Могильянской академии, Афанасий Иванович Покровский разорён был по классической схеме, столь же древней, сколь древен мир. Именно по такой простенькой схеме разорялись и прекращались династии, рушились цветущие царства, умирали империи, приходили в запустение целые цивилизации.

Ссудный процент сгубил Афанасия Ивановича!