Имя ветра

Однако же одно я сделать мог. Завтра пойду и спрошу у Скарпи, что на самом деле стоит за этими историями. Не так уж много, но выбирать мне не приходилось. Отомстить мне было не по плечу – по крайней мере пока. Однако у меня была надежда узнать правду.

Я изо всех сил цеплялся за эту надежду все темные ночные часы напролет. Потом, наконец, встало солнце, и я уснул.

Глава 28 Бдительный взор Тейлу

На следующий день я кое-как продрал глаза под звуки колоколов. Я насчитал четыре удара, но неизвестно, сколько ударов я проспал. Проморгавшись, я попытался определить время по расположению солнца. Около шестого колокола. Скарпи, наверное, как раз начал рассказывать…

Я бросился бежать по улицам. Мои босые ноги шлепали по корявым булыжникам, пробегали вброд через лужи, срезали путь через проулки. Вокруг все сливалось в сплошное размытое пятно, я судорожно хватал сырой, застоялый городской воздух.

Я опрометью влетел в «Приспущенный флаг» и плюхнулся на пол в углу возле двери. Я смутно заметил, что в трактире сегодня куда больше народа, чем обычно бывает в такой ранний час. Но тут история Скарпи захватила меня, и я мог только слушать его басовитый голос и смотреть в эти искрящиеся глаза.

…Тут Селитос Одноглазый выступил вперед и сказал:

– Господин, если я это сделаю, будет ли дана мне власть отмстить за гибель сияющего города? Смогу ли я разрушить замыслы Ланре и его чандриан, что перебили невинных людей и сожгли возлюбленный мой Мир-Тариниэль?

И сказал Алеф:

– Нет. Все личные счеты надлежит отбросить, и будешь ты карать или награждать лишь то, чему станешь свидетелем отныне и впредь.

Поник головою Селитос:

– Прости, мне, однако, сердце мое подсказывает, что следует пытаться предотвратить подобное прежде, нежели совершится оно, а не ждать, чтобы покарать после.

И иные из руах зароптали, соглашаясь с Селитосом, и встали на его сторону, ибо помнили они Мир-Тариниэль, и предательство Ланре наполнило их гневом и скорбью.

Подошел Селитос к Алефу и преклонил колени пред ним.

– Вынужден я отказаться, ибо забыть мне не дано. Однако же буду я противостоять ему вместе с верными руах, что стали со мною. Вижу я, что сердца их чисты. И зваться мы станем амир, в память о разоренном городе. Нарушим мы замыслы Ланре и всех, кто следует за ним. И ничто не воспрепятствует нам трудиться ради высшего блага.

Большинство же руах отшатнулось от Селитоса. Им было страшно, и не хотелось им, чтобы их втягивали в великие дела.

Однако Тейлу выступил вперед и рек:

– Для сердца моего справедливость превыше всего. Оставлю я этот мир, дабы лучше служить ему, служа тебе.

И преклонил он колена пред Алефом с опущенной головой и раскрытыми ладонями.

Выступили вперед и другие. Высокий Кирел, что был сожжен, но остался жив средь пепла Мир-Тариниэля. Деах, потерявшая в бою двоих мужей, чье лицо, и уста, и сердце сделались жестки и холодны, как камень. Энлас, что не носил меча и не ел плоти животных, от которого никто никогда не слышал резкого слова. Прекрасная Гейза, у которой в Белене была сотня поклонников, прежде чем пали стены, – первая женщина, что познала непрошеное прикосновение мужчины.

Лекельте, что смеялся легко и часто, даже когда вокруг было горе горькое. Имет, совсем еще мальчишка, что никогда не пел и убивал быстро и без слез. Ордаль, младшая среди всех, ни разу не видевшая смерти, отважно стояла подле Алефа, и в золотых ее волосах были яркие ленты. А подле нее встал Андан, чье лицо было маской с горящими глазами, и имя его означало «гнев».

Подошли они к Алефу, и коснулся их Алеф. Коснулся он их рук, и глаз, и сердец. И в последний раз, что коснулся он их, ощутили они боль, и крылья проросли у них на плечах, дабы могли они летать, куда пожелают. Крылья из пламени и тени. Крылья из железа и стекла. Крылья из камня и крови.

Тогда произнес Алеф их длинные имена, и окутало их белым пламенем. Пламя плясало вдоль их крыльев, и сделались они стремительны. Пламя трепетало в их глазах, и самые сокровенные глубины человеческой души прозрели они. Пламя наполнило их уста, и запели они песни силы. А потом воссело пламя у них на челе, подобно серебряным звездам, и сделались они праведны, и мудры, и ужасны взору. А потом пожрало их пламя, и навеки сокрылись они от взгляда смертных.

И никто не способен их видеть, кроме самых могущественных, и то лишь с превеликим трудом и ценою великой опасности. Ибо они несут миру правосудие, и Тейлу – величайший средь них всех…

– С меня достаточно.

Прозвучавший голос был негромок, но эта фраза была равносильна крику. Когда Скарпи рассказывал историю, любое постороннее слово было все равно что песчинка в куске хлеба, который жуешь.