Имя ветра

Однако Халиакс говорил о них так, будто они по-прежнему существуют. И история Скарпи подразумевала, что амир возникли при Селитосе, а не при Атуранской империи, как меня учили. В этой истории явно было что-то еще, и мне нужно было это выяснить.

И чем больше я размышлял, тем больше возникало вопросов. Чандрианы явно убивают не всех, кто собирает истории или поет песни о них. Всякий знает пару историй про чандриан, любой ребенок хоть раз да напевал дурацкую песенку про их знаки. Чем же так отличалась песня моих родителей?

У меня было полно вопросов. Понятно, куда мне было надо.

Я перебрал свои жалкие пожитки. У меня было лоскутное одеяло и мешок с соломой, который я использовал вместо подушки. Была у меня пинтовая бутылка, закупоренная пробкой, наполовину наполненная чистой водой. Кусок парусины, который я придавливал кирпичами – в холодные ночи я загораживался им от ветра. Пара грубых игральных костей и драный башмак без пары – башмак был мне мал, но я надеялся сменять его на что-нибудь еще.

И двадцать семь железных пенни самой ходовой монетой – мои деньги, отложенные на черный день. Еще несколько дней тому назад это казалось внушительной суммой, но теперь я понимал, что этого нипочем не хватит.

Когда показалось солнце, я достал из тайника за стропилами «Риторику и логику». Развернул кусок промасленной холстины, в которую она была завернута, и с облегчением обнаружил, что книга целая и сухая. Я провел пальцами по гладкой коже. Поднес книгу к лицу. От нее пахло Беновым фургоном: специями и дрожжами с горьковатым оттенком кислот и химикалий. Последняя осязаемая частица моего прошлого…

Я открыл книгу на первой странице и прочитал надпись, сделанную Беном более трех лет назад.

«Квоут!

Покажи себя в университете как следует. Сделай так, чтобы я мог тобой гордиться.

Помни песню твоего отца. Берегись глупости!

Твой друг

Абенти».

Я кивнул и перевернул страницу.

Глава 30 «Рваный переплет»

Вывеска над дверью гласила: «Рваный переплет». Я решил счесть это за благоприятный знак и вошел.

За столиком сидел мужчина. Я предположил, что это и есть хозяин. Он был высокий, тощий, с редеющими волосами. Мужчина поднял взгляд от конторской книги. Лицо у него сделалось несколько раздраженное.

Решив свести обмен любезностями к минимуму, я подошел к столику и протянул ему книгу:

– Сколько бы вы за нее дали?

Он профессионально полистал страницы, потеребил пальцами бумагу, осмотрел обложку. И пожал плечами:

– Ну, пару йот.

– Она стоит куда дороже! – возмутился я.

– Она стоит столько, сколько ты можешь за нее выручить, – как ни в чем не бывало ответил он. – Ну, полтора дам.

– Два таланта, с правом выкупить ее обратно в течение месяца.

Он издал короткий, лающий смешок:

– Тут тебе не ломбард!

Он одной рукой подвинул книгу ко мне, второй снова взялся за перо.

– А в течение двадцати дней?

Он поколебался, еще раз пролистал книгу и полез за кошельком. Достал два увесистых серебряных таланта. Я давным-давно не видывал столько денег за раз.

Он подвинул деньги ко мне через стол. Я поборол желание цапнуть их немедленно и сказал:

– Мне нужна расписка.

На этот раз он смерил меня таким долгим тяжелым взглядом, что я даже немного занервничал. До меня только тут дошло, как это выглядит: мальчишка, покрытый годичным слоем уличной грязи, пытается стребовать расписку за книгу, которую он явно украл.

В конце концов торговец вновь невозмутимо пожал плечами и нацарапал что-то на клочке бумаги. Провел внизу черту и махнул пером.

– Распишись!

Я взглянул на бумагу. Бумага гласила:

«Я, нижеподписавшийся, сим удостоверяю, что не умею ни читать, ни писать».

Я поглядел на торговца. Торговец сохранял невозмутимое выражение лица. Я обмакнул перо в чернильницу и аккуратно вписал две буквы: «ФС», как будто инициалы.

Он помахал бумажкой, чтобы чернила просохли, и подвинул «расписку» мне.

– А что значит «ФС»? – осведомился он с чуть заметной усмешкой.

– «Ф» значит «фальшивка», – ответил я. – Это означает, что бумага, как правило, контракт, объявляется недействительной, не подлежащей выполнению. А «С» означает «сожжение». Это когда кого-то бросают в огонь.

Он смотрел на меня непонимающе.

– Такому наказанию обычно подвергают в Джанпуе за подделку документов. Думаю, фальшивых расписок это тоже касается.

Я даже не дотронулся ни до денег, ни до расписки. Повисло натянутое молчание.

– У нас тут не Джанпуй, – с каменным лицом заметил торговец.

– И то верно, – согласился я. – А у вас, видно, нюх на легкую поживу. Добавить сюда «П», «присвоение чужих денег»?

Он снова издал резкий, лающий смешок и улыбнулся:

– Ладно, молодой человек, вы меня убедили. – Он достал чистый лист бумаги и положил его передо мной: – Напишите расписку сами, я ее подпишу.

Я взял перо и написал:

«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь вернуть книгу «Риторика и логика» с дарственной надписью Квоуту, подателю сей расписки, в обмен на два серебряных пенни, при условии, что расписка будет представлена не позднее…»

Я поднял глаза:

– Какой нынче день?

– Оден. Тридцать восьмое.