Янтарный телескоп

Он вышел из пещеры и увидел застывшую неподвижно Лиру; она плакала, а Пантелеймон, превратившийся в волка, стоял, подняв морду к чёрному небу. Она молчала. Единственным светом в ночи было бледное отражение догоравшего костра в сугробе, и этот свет падал на её мокрые щёки, а её слёзы отражались в глазах Уилла, и фотоны опутали двоих детей молчаливыми нитями.

— Я так его люблю, Уилл! — дрожащим голосом смогла прошептать она. — А он выглядел старым! Он выглядел голодным, и старым, и грустным… Всё теперь зависит от нас, Уилл? Ведь нам теперь больше не на кого положиться… Мы одни.

Но мы ведь ещё не такие взрослые. Мы ещё маленькие… Слишком маленькие… Если бедный мистер Скорсби умер, а Йорек старый… Всё, что надо сделать, зависит только от нас.

— Мы можем, — сказал он. — Я больше не буду оглядываться назад. Мы можем это сделать. Но сейчас нам нужно поспать, а если мы останемся в этом мире, могут прилететь эти гироптеры, которые вызывали шпионы… Я прорежу окно, и мы найдём другой мир, в котором сможем поспать, а если с нами пойдут шпионы, это плохо.

Придётся избавиться от них потом.

— Да, — ответила она, шмыгнула носом, вытерла его и потёрла глаза ладонями. — Давай сделаем это. Ты уверен, что нож действует? Ты пробовал его?

— Я знаю, что он действует.

Пантелеймон превратился в тигра, что, как они надеялись, должно было отпугнуть шпионов; Уилл с Лирой вернулись в пещеру и взяли свои рюкзаки.

— Что вы делаете? — спросила Салмакия.

— Идём в другой мир, — сказал Уилл, вынимая нож. Он почувствовал, как будто снова стал целым существом; он и не подозревал, насколько его любит.

— Но вы должны дождаться гироптеров лорда Азраила, — жёстко сказал Тиалис.

— Мы не станем их ждать. — сказал Уилл. — Приблизитесь к ножу — я вас убью. Если вам так надо, идите с нами, но остаться здесь вы нас не заставите. Мы уходим.

— Ты солгал!

— Нет, — сказала Лира. — Я солгала. Уилл не лжёт. Об этом вы не подумали.

— Но куда вы идёте?

Уилл не ответил. Он нащупал пустоту в мутном воздухе и прорезал проход.

Салмакия сказала:

— Это ошибка. Вы должны понять это и послушать нас. Вы не подумали…

— Подумали, — ответил Уилл, — мы хорошенько подумали, а что надумали скажем вам завтра. Вы можете пойти с нами или вернуться к лорду Азраилу.

Окно открылось в тот мир, куда он бежал с Барухом и Балтамосом и спокойно спал: бесконечный тёплый пляж, где за дюнами виднелись деревья, похожие на папоротники.

Он сказал:

— Тут, мы будем спать тут, подходит.

Он провёл всех через окно и тут же закрыл его. Он и Лира, изнеможенные, легли спать, где стояли, а леди Салмакия стала на страже. Шевалье Тиалис открыл свой рудный резонатор и стал настукивать в темноту сообщение.

Глава шестнадцать. Мыслелёт

— Дитя мое! Дочь моя! Где она? Что ты наделал? Лира моя, лучше бы ты разорвал мое сердце, со мной она была в безопасности, понимаешь, в безопасности, а где она теперь?

Стенания миссис Коултер оглашали маленькую комнату на вершине неприступной башни.

Сама она была привязана к стулу, волосы ее растрепались, одежда была разодрана, глаза метали молнии. Её деймон бился на полу, закованный в цепи.

Лорд Азраил сидел поодаль и что-то писал на листе бумаги, не обращая на нее ни малейшего внимания. Возле него стоял ординарец и нервно поглядывал на женщину.

Как только Лорд Азраил отдал ему записку, он козырнул и поспешно ретировался.

Его деймон-терьер следовал за ним по пятам, поджав хвост.

Лорд Азраил повернулся к миссис Коултер.

— Лира? По правде говоря, меня это не волнует, — ответил он тихим охрипшим голосом. Несчастному ребенку следовало бы оставаться там, где ее оставили и делать то, что говорят. Я не могу больше тратить на нее время и силы. Раз она отвергла помощь, пусть сама разбирается с последствиями.

— Ты не понимаешь, что говоришь, Азраил, или ты не стал бы…

— Я отвечаю за каждое слово. Шум вокруг нее не идет ни в какое сравнение с ее достижениями. Обычный английский ребенок, не очень умная…

— Неправда! — взвилась миссис Коултер.

— Ладно, светлая, но недоученная голова, непоседа, врунья, жадина…

— Храбрая, великодушная, любящая…

— Самый заурядный ребенок, ничем не выдающийся…

— Самый заурядный? Лира? Она уникальна. Вспомни все, что она уже совершила.

Можешь не любить её, Азраил, воля твоя, но не посмеешь же ты оставить в беде собственную дочь. А ведь она была со мной в безопасности, пока не…

— Пожалуй ты права, — прервал он ее, вставая, — Она и впрямь уникальна, раз смогла приручить и смягчить тебя, такое увидишь не каждый день. Твой огонь затух под потоком сентиментальности. Кто бы мог подумать? Безжалостный адепт Церкви, преследователь детей, изобретатель отвратительных машин, с помощью которых она расчленяет их и всматривается в их напуганные души, выискивая там признаки греха.