Янтарный телескоп

Тиалис и Салмакия по очереди спали, один из них всегда стоял на страже. Теперь она бодрствовала, а он спал, но как только лезвие остыло, из красного стало серым, а потом серебряным и Уилл протянул руку к ножу, она разбудила своего товарища, тронув его за плечо. Он тут же проснулся.

Но Уилл не стал трогать нож: он подержал руку рядом с ним и почувствовал, что жар ещё слишком велик. Шпионы на своём уступе успокоились, а Йорек сказал Уиллу:

— Пойдём выйдем.

И сказал Лире:

— Оставайся здесь и не трогай нож.

Лира села рядом с наковальней, на которой остывал нож, и Йорек сказал ей поддерживать огонь и не давать ему погаснуть: оставалось последнее действие.

Уилл вышел за большим медведем на тёмный склон горы. После адской жары в пещере его мгновенно охватил жестокий холод.

— Этот нож не надо было делать, — пройдя немного, сказал Йорек. — Может, и мне не стоило его чинить. Я обеспокоен, а я раньше никогда не беспокоился, никогда не сомневался. Теперь я полон сомнений. Сомнение — для людей, а не медведей.

Если я становлюсь человеком, что-то не так, что-то плохо. И я сделал ещё хуже.

— Но когда первый медведь сделал первую броню, разве это не было так же плохо?

Йорек молчал. Они шли дальше, пока не поравнялись с большим сугробом, и Йорек лёг в него и стал кататься туда-сюда, поднимая в темноту снежную пыль. Он как будто сам был из снега, был олицетворением всего снега на свете.

Закончив, он перекатился на брюхо, поднялся и энергично встряхнулся; потом, увидев, что Уилл всё ещё ждёт ответа на свой вопрос, он сказал:

— Да, может, и так. Но до этого медведя в броне других не было. Об этом мы ничего не знаем. Тогда и родился обычай. Мы знаем наши обычаи, и они прочны и крепки, и мы следуем им, не меняя их. Медведь так же слаб без обычая, как его плоть беззащитна без брони.

— Но, кажется, починив этот нож, я отступил от медвежьей природы. Кажется, я сделал такую же глупость, как Йофар Ракнисон. Время покажет. Но я неуверен и в сомнениях. А теперь ты должен сказать мне, почему сломался нож.

Уилл обеими руками потёр болевшую голову.

— Эта женщина посмотрела на меня, и мне показалось, что у неё лицо моей матери, — сказал он, искренне пытаясь вспомнить происшедшее. — И нож наткнулся на что-то, чего не смог разрезать, мой разум толкал его вперёд и одновременно дёргал назад, и он поломался. Так я думаю. Уверен, эта женщина знала, что делает. Она очень умная.

— Говоря о ноже, ты говоришь о своих матери и отце.

— Да? Да… наверное.

— Что ты собираешься с ним делать?

— Не знаю.

Внезапно Йорек бросился на Уилла и крепко шлёпнул его левой лапой, так крепко, что наполовину оглушённый Уилл упал в снег и прокатился по склону горы, в голове у него звенело/гудело.

Пока он пытался встать, Йорек не спеша спустился к нему и сказал:

— Отвечай честно.

Уиллу так и хотелось сказать: «Будь у меня в руках нож, ты бы этого не сделал».

Но он знал, что Йорек знает об этом, и знает, что об этом знает он, и что сказать так будет невежливо и глупо. Но всё-таки ему хотелось это сказать.

Он держался, пока не встал прямо, глядя Йореку прямо в лицо.

— Я сказал, что не знаю, — сказал он, изо всех сил стараясь говорить спокойно, — потому что пока ясно не представляю, что я собираюсь делать. Что это такое. Это пугает меня. И Лиру тоже. Но я согласился на это, как только услышал, что она сказала.

— А что она сказала?

— Мы хотим спуститься в Земли мёртвых/страну и поговорить с призраком друга Лиры, Роджера, которого убили в Свельбальде. И если страна мёртвых действительно существует, тогда и мой отец там, и если мы можем говорить с призраками, я хочу поговорить с ним.

— Но я в нерешительности, меня мучают сомнения, потому что я также хочу вернуться к матери и ухаживать за ней, потому что я мог бы, и ангел Балтамос сказал, что я должен пойти к лорду Азраилу и предложить нож ему. И, может быть, он тоже был прав…

— Он бежал, — сказал медведь.

— Он не воин. Он сделал что мог, а больше не сумел. Не один он испугался, я тоже боюсь. Так что мне нужно всё обдумать. Может, иногда мы не поступаем правильно потому, что кажется, что поступить неправильно опаснее, а мы не хотим показать, что испугались, и поступаем неправильно просто потому, что это опасно. Мы больше заботимся о том, как бы не показать, что боимся, чем о том, как правильно решить.

Это очень трудно. Поэтому я тебе не ответил.

— Понятно, — сказал медведь.

Они долго стояли молча, особенно медленно время тянулось для Уилла, почти незащищённого от сильного мороза. Но Йорек ещё не закончил, и у Уилла от его удара ещё кружилась голова, он некрепко стоял на ногах, так что они не двигались с места.

— Ну, я во многом пошёл на компромисс. — сказал король-медведь. — Возможно, помогая вам, я привёл своё королевство к окончательному уничтожению. А может, и нет, и разрушение его всё равно ожидало; может, я его сдержал. И я обеспокоен тем, что мне приходится поступать не по-медвежьи и размышлять и сомневаться, как человек.