Янтарный телескоп

— Она лжёт, — сказал он через полчаса Йореку Бирнисону. — Конечно, она лжёт. Она бы врала даже во вред самой себе — она слишком любит врать, чтобы остановиться.

— И каков твой план? — сказал медведь, лёжавший на брюхе в снегу среди камней и гревшийся на солнце.

Уилл прошёлся взад и вперёд, думая, можно ли сейчас использовать приём, который сработал в Оксфорде: с помощью ножа попасть в другой мир, а потом выйти обратно прямо там, где лежит Лира, прорезать окно обратно в свой мир, перенести её туда, в безопасное место, и закрыть окно. Так и надо было сделать, яснее ясного, — так чего же он медлил?

Балтамос знал. В своём прежнем образе ангела, дрожащем, как пелена зноя, он сказал:

— Глупо было к ней идти. Теперь ты только и хочешь, что снова увидеть эту женщину.

Йорек тихо низко зарычал. Сначала Уилл подумал, то он предупреждает Балтамоса, но потом с лёгким смущением понял, что медведь соглашался с ангелом. Формы их существования были так различны, что до сих пор эти двое едва замечали друг друга, но в этом, очевидно, они были согласны.

И Уилл нахмурился, но это была правда. Миссис Коултер его пленила. Все его мысли были о ней: думая о Лире, он гадал, насколько она взрослой будет похожа на свою мать; думая о Церкви, он гадал, сколько священников и кардиналов попали под её чары; думая о своём умершем отце, он спрашивал себя, ненавидел бы он её или стал бы ею восхищаться; думая о своей матери…

Он почувствовал, как сердце его сжалось. Он отошёл от медведя и встал на камень, с которого ему была видна вся долина. В прозрачном холодном воздухе ему было слышны далёкое «тук-тук» — кто-то рубил дерево, глухой звон железного колокольчика на шее овцы, шелест листьев в кронах деревьев далеко внизу. Он чётко видел мельчайшие горные расщелины на горизонте и грифов, круживших над каким-то полуживым существом за много миль отсюда.

Конечно, Балтамос, был прав. Эта женщина его околдовала. Приятно и соблазнительно было думать об этих прекрасных глазах и прелести этого голоса и вспоминать её руки, поднявшиеся, чтобы отвести эти сияющие волосы…

Усилием воли он пришёл в себя и услышал новый звук: далёкое гудение.

Он повернулся по сторонам и понял, что звук идёт с севера, откуда пришли они сами с Йореком.

— Цеппелины. — услышал он голос медведя, и вздрогнул — тот подошёл незаметно.

Йорек встал рядом и посмотрел туда же, куда и он, а потом поднялся на задние лапы, став вдвое выше Уилла, и внимательно вгляделся в даль.

— Сколько?

— Восемь. — ответил Йорек через минуту, а потом Уилл и сам увидел их: ряд маленьких пятнышек.

— Можешь сказать, сколько им лететь досюда? — спросил Уилл.

— Они будут здесь вскоре после заката.

— Значит, темноты мы захватим немного. Жаль.

— Каков твой план?

— Сделать проход, увести Лиру через него в другой мир и снова закрыть его до того, чем за нами бросится её мать. У этой девочки есть лекарство, от которого Лира проснётся, но она не могла толком объяснить, как его использовать, так что ей тоже придётся пойти в пещеру. Но я не хочу подвергать её опасности. Может, ты отвлечёшь миссис Коултер, пока мы это делаем?

Медведь рыкнул и прикрыл глаза. Уилл поискал глазами ангела и увидел его силуэт, очерченный капельками тумана в предвечернем свете.

— Балтамос, — сказал он, — я сейчас пойду в лес, найду там безопасное место для первого прохода. Надо, чтобы ты постоял на страже и предупредил меня, если она появится, она или этот её дэймон.

Балтамос кивнул и поднял крылья, стряхивая влагу. Потом он взмыл в холодный воздух и полетел над долиной, а Уилл стал искать безопасный для Лиры мир.

В двойной переборке головного цеппелина стоял скрип и треск: это вылуплялись стрекозы. Леди Салмакия нагнулась над треснувшим коконом и высвобождала из него влажные плёнчатые крылья стрекозы ярко-голубого цвета, стараясь, чтобы её лицо было первым, что отпечатается в фасеточных глазах, успокаивая натянутые нервы, шепча великолепному созданию его имя, уча его, кто оно.

Через несколько минут шевалье Тиалису предстояло сделать то же самое со своей стрекозой. А пока он посылал сообщение по магнитному резонатору, и всё его внимание было приковано к движениям смычка и собственных пальцев.

Он передал: