Янтарный телескоп

— А если потом, — дрожащим голосом шептала она, — мы встретим тех, кто нам понравится, и поженимся с ними, тогда мы должны быть к ним добры, и не сравнивать всё время, и не мечтать о том, чтобы лучше мы с тобой поженились… Но всё равно раз в год приходить сюда. Всего на час, просто чтобы побыть вместе…

Они крепко обнялись. Шли минуты; рядом на реке встрепенулась и прокричала водяная птица, по мосту Магдалены проехала машина.

Наконец они отпустили друг друга.

— Ну… — нежно сказала Лира.

Всё в ней в тот момент было нежным, и это стало одним из самых любимых воспоминаний Уилла: красота её напряжённого лица, в сумерках ставшего нежным, её глаза, руки и особенно губы, бесконечно нежные губы. Он целовал её снова и снова, и каждый новый поцелуй приближал последний.

Они пошли обратно к воротам, чувствуя тяжесть и нежность любви. Мэри и Серафина ждали их.

— Лира… — сказал Уилл.

— Уилл, — сказала она.

Он прорезал окно в Читтагацци. Они стояли посреди парка, окружавшего большой дом, у края леса. Уилл в последний раз шагнул через окно и посмотрел на безмолвный город, на блестевшие под луной черепичные крыши, на башню над ними, на огни корабля, застывшего в ожидании на неподвижной глади моря.

Он повернулся к Серафине и произнёс как можно спокойней:

— Спасибо тебе, Серафина Пеккала, за то, что спасла нас в бельведере, и за всё остальное. Пожалуйста, будь всю жизнь добра к Лире. Я люблю её, как никто ещё никого не любил.

Королева ведьм в ответ поцеловала его в обе щеки. Лира что-то прошептала Мэри, они тоже обнялись. А потом Уилл следом за Мэри шагнул в последнее окно, обратно в свой мир, в тень деревьев Ботанического сада.

«Уже пора быть весёлым», — изо всех сил говорил себе Уилл, но это было всё равно что удерживать руками волка, который пытался разорвать ему лицо когтями и перегрызть горло. И всё-таки он старался, думая, что никто не видит, чего ему это стоит.

И он знал, что Лира делает то же самое: её выдавала напряжённая, застывшая улыбка.

Но она всё-таки улыбалась.

Последний поцелуй, такой поспешный и неловкий, что они стукнулись скулами, и ему на лицо попала её слезинка. Их дэмоны поцеловались на прощание, и Пантелеймон проплыл через окно на руки Лире. А потом Уилл стал закрывать окно. А потом всё было сделано. Путь был закрыт. Лира исчезла.

— Так… — он старался говорить обычным тоном, но всё-таки не смотрел на Мэри, — надо сломать нож.

Он привычно нащупал в воздухе пустоту и стал вспоминать, как нож сломался в прошлый раз. Он собирался прорезать выход из пещеры, а миссис Коултер так внезапно и необъяснимо напомнила ему мать… и нож, подумал он, сломался потому, что наконец наткнулся на то, чего не смог разрезать — на его любовь к ней.

И он попытался представить себе лицо матери, каким он видел его в последний раз в маленькой прихожей миссис Купер — испуганным, безумным.

Но ничего не вышло. Нож легко взрезал воздух и открыл мир, где бушевала гроза: из окна с шумом вырвались тяжёлые капли, напугав Уилла и Мэри. Он поспешно закрыл окно и секунду стоял в недоумении.

Его дэмон знала, что надо делать, и только сказала: «Лира».

Конечно. Он кивнул и, держа нож в правой руке, левой прижал его к тому месту на щеке, где осталась её слезинка.

И в этот раз нож с душераздирающим треском разбился вдребезги. Кусочки лезвия посыпались на землю и засверкали среди камней, ещё мокрых от дождя другой вселенной.

Уилл опустился на колени и тщательно подобрал их; Киръява помогла ему своим острым кошачьим зрением.

Мэри закинула рюкзак на плечо.

— Ну, — сказала она, — послушай, Уилл. Мы с тобой едва словом обмолвились… Так что мы почти не знакомы. Но мы с Серафиной Пеккала пообещали друг другу, и я только что пообещала Лире… да и если бы я никому не обещала, я бы пообещала тебе, что, если ты позволишь, я буду твоим другом на всю оставшуюся жизнь. Мы оба здесь одни, и, думаю, нам бы пригодилась такая… Я хочу сказать, что кроме друг друга нам больше не с кем поговорить обо всём этом… И нам обоим придётся привыкать жить с нашими дэмонами… И у нас у обоих неприятности, и если это всё нас никак не объединяет, то я не знаю, что объединит.

— У вас неприятности? — посмотрев на неё, спросил Уилл. И встретил её открытый, дружелюбный, умный взгляд.

— Ну, перед тем, как уйти, я сломала кое-что в лаборатории, и подделала документ, и… В общем, разберёмся. И с твоими проблемами тоже разберёмся. Мы можем найти твою мать и обеспечить ей хороший уход. А если тебе негде жить, то… если ты не возражаешь жить со мной, если мы это сможем устроить, то тебе не придётся быть, как там это называется, под опекой. То есть, нам надо придумать историю и всем её рассказывать, но ведь мы же это сможем?

Мэри была другом. У него был друг. В самом деле. Об этом он и не подумал.

— Да! — ответил он.

— Значит, так и сделаем. Моя квартира где-то в полумиле отсюда. И знаешь, чего я хочу больше всего на свете? Чашку чая. Пойдём, поставим чайник.