Янтарный след

У нее теперь часто бывало такое чувство, будто ноги ее ступают по земле, а голова находится высоко в небе, выше облаков. Вокруг нее гремит гроза, сверкают молнии, и сам Тор, стоя в колеснице, запряженной белыми козлами, мчится вдогонку за турсами, чтобы метнуть в них свой не знающий промаха молот. За последнее время она узнала так много, что это знание не помещалось в голове. Миновало чуть больше половины месяца с тех пор, как она покинула истертые тысячами ног причалы вика Бьёрко – но за эти дни она прожила сотни, тысячи лет. Прожила их вместе с Фрейей и узнала о мире, может быть, больше, чем следует знать простому смертному.

Раньше, пока Снефрид было известно лишь то же, что и всем, она представляла себе Одина седобородым стариком, в синем плаще, под которым больше ничего и не видно, в серой шляпе, надвинутой на глаза, чтобы спрятать отсутствие правого глаза, с двумя воронами на плечах и двумя волками у ног. Теперь-то она знала, что он не такой. Что Один может быть каким угодно, может быть мужчиной зрелых лет или совсем молодым. С волосами светлыми или темными, с глазами любого цвета – причем будет казаться, что у него два здоровых зорких глаза. Облик его таков, что женщине было бы приятно его увидеть – такая мысль у нее мелькнула, и она сама испугалась. Здесь, на этом островке, Один казался слишком близким, чтобы стоило тревожить его даже мыслью. Так и виделось, как Бог Пути стоит на возвышенности, на том месте, где сейчас несет дозор кривое дерево, и долгим взглядом смотрит в морскую даль, а ветер рвет с его плеч серый плащ, и во́роны вьются над его головой, борясь с ветрами. Он никого не ждет, ни о чем не тоскует, ни о чем не сожалеет, а лишь вглядывается во вселенную и в глубины собственной души, оставаясь на месте и все же продолжая свой бесконечный путь… А на груди у него огромный шрам от копья – сам вид этого шрама ясно скажет о его божественной природе, ибо никакому человеку такого удара не пережить. Любой человек, получив такой удар в грудь, будет мертв, и шрам этот служит и знаком, и вместилищем сути Одина как бога, живущего на грани смерти.

Раньше каждое из сказаний о богах существовало для Снефрид само по себе, и казалось, их можно рассказывать в любом порядке. Теперь же они выстроились перед ней в ясной, довольно прочной последовательности. Один не с самого начала был верховным владыкой Асгарда – до него это место принадлежало Тюру, Хёниру, Ньёрду. Каким образом Один водворился на нем, Снефрид пока не знала. Но больше ее занимали мысли о том, как Один отнял у Фрейи часть власти над кольцом жизни и смерти. При ней каждый смертный проходил свой жизненный круг, ненадолго поселялся в ее палатах, называемых Многоместный Чертог, чтобы вскоре вновь возродиться в телах своих потомков. Новый Отец Павших положил этому конец – не для всех, но для многих. Один принес в мир мертвых разделение на достойных Валгаллы и на тех, чья участь – мрачная обитель Хель. Те и другие лишены возрождения, единственная прожитая жизнь станет основой их посмертия до самого затмения Богов. Из несчастных обитателей Хель набирает свое войско Одинов побратим, его тень – Локи. Но что подтолкнуло Одина к этому разделению, к посягательству на власть Фрейи? Он ведь не мог не понимать, что это приведет к вражде не только между ними двумя, но между родами асов и ванов. Его вынудила к этому решению беседа с его умершей матерью-великаншей, которая открыла ему правду о грядущем Затмении Богов. Приобретенное Одином знание перевернуло устройство мира, наполнило обитателями Валгаллу и Хель, вырвало тысячи и тысячи людей из кольца перерождений, из-под власти Фрейи… И она так до конца и не смирилась с этим, не поверила, что Один решился на это не из жажды власти, а из осознанной необходимости работать для возрождения мира…

Ветер трепал одежду, и Снефрид скоро повернула назад: с того места, где когда-то стоял Один, слишком легко было случайно шагнуть не в свою, не в человеческую жизнь…

* * *

Если дух Одина и витал над островом, то путешественников никак не тревожил, видно, нашлись у Всеотца заботы поважнее. Наутро три корабля двинулись дальше на восток. Следующий переход был длиннее, но берег почти не пропадал из виду. Незадолго до темноты Снефрид снова увидела вдали густо-синюю полоску земли, брошенную великанами на гладь волн.

– Лесистый остров, – сказал ей Асвард. – Так называется. Весь от берега до берега покрыт хвойным лесом. Все елки да березы.

– Там кто-то живет?

– Может, есть пара хуторов. Неподалеку оттуда, в большой бухте на юго-восток, стоит целая крепость, там живут старейшины эйстов. Но мы туда заходить не будем. Надеюсь, чайки не донесут до них вести о прибытии Фрейи и они не прибегут к тебе с просьбами помочь в родах жены или выспросить волю покойного прадеда!

– Мы же договорились: я просто жена Хлёдвира, – Снефрид вздохнула. – Если кто спросит, я так и скажу.

– Лишь бы чайки сказали то же самое!