Я – Виктор Цой

«Пардон муа!», – на всю кабину зычно гремит пение Мирей Матье из динамиков на панели, в колени бьет горячий воздух из печки, проникая в каждую вену и артерию, и моя голова неумолимо клонится к плечу Марата, припертого моими бедрами к дверце. «Тепло и уют» – штука коварная для женщины, обезоруживающая, могущая обернуться ранами, вплоть до летального исхода… Хотя вроде они безопасны, эти двое, между которыми я сижу в слегка качающейся кабине машины. Иногда костяшки пухлых пальцев Андрея касаются моей ноги, когда он вертит ручку передач, но это ничего, это можно потерпеть. Да и голову уже нет сил держать, и Мирей Матье настойчиво убеждает спать, извиняясь перед кем-то, и запах табака, которым пропитан плащ Марата, так приятен и притягателен. Ёмаё, он все-таки настиг меня, этот сон… сучка… спать… козлы… спасибо… да и хрен с ним. Падаю. В тишину. Насовсем.

Рык зверя разрывает перепонки моего левого уха – я просыпаюсь от почти животного, первобытного крика малютки Андрея: «А-а-а-а! А-а-а-а!» Тонкость его голоса куда-то испарилась, и теперь перед нами маленькое, но крайне злое существо, ожесточенно крутящее баранку и непрерывно давящее на газ, а глаза его сверкают почище фар его грузовика. Не больше пяти минут я была в сладком отсутствии везде, но этого хватило, чтобы набраться сил, да и неожиданная дикость нашего добряка-водителя начисто прогнала сон. Что там впереди? Куда он так гонит? За время спячки я сползла далеко вниз, и голова моя теперь почти на коленях Марата. Я сначала смотрю на испуганное лицо моего ночного дружка, а потом с трудом поднимаю свое негнущееся тело вверх, цепляясь лопатками за спинку сиденья. Ох…еть! Эта низкорослая зверюга гонит перед своей огромной фурой маленького барашка, который непонятно почему умудряется не попасть под колеса. Он несется с невиданной для этого спокойного парнокопытного скоростью, и его шерсть, словно покрытая люминесцентной краской, ярко отражает свет фар. Пару раз он скрывается из виду под капотом к радости Андрейки, но опять чудом выскакивает оттуда и снова несется вперед. Злость берет почти до остановки дыхания от того, что баран, к сожалению, слишком туп, чтобы свернуть с дороги. Я смотрю на урода-водилу и понимаю, что его не остановить, он не соображает ничего, кроме того, что безумно хочет выпотрошить беднягу под широкими двойными шинами своего монстра. И я визжу. Визжу, как банальная баба, потому что мы всегда так визжим, когда нам очень страшно. И иногда этот ультразвуковой визг – наше последнее спасительное оружие. И к крику этого козла за рулем, к моему визгу откуда-то издалека примешивается звон маленького медного колокольчика, который мы слышали буквально полчаса назад, там, на лунном пустыре, в руках странного старика. «Бараны разные бывают». Машина, наконец, подскакивает всем правым рядом колес, и эта тварь слева от меня со всей силы жмет на тормоза, не жалея резину. Моментально прекращаются крики, визг, звоны, рев мотора. Тихо как в раю. Самом х…вом раю в мире. На горизонте уже появилась красная полоска, граничащая с пока еще черным небом. Андрей откинулся на спинку и, умиротворенный, счастливо улыбается: «Сегодня дома шашлык будет!». Его тонкий голос снова вернулся. Он с какой-то брезгливостью смотрит на мои стекающие по щекам слезы. «Это же просто баран, чё?!», – и он выходит из кабины. Слышно, как он закидывает внутрь фуры тушку. «Он… сумасшедший…», – еле выдавливает то ли из своего рта, то ли из носа Марат – сильно перепугался. Кто бы говорил. Да, бараны-то разные… Мы практически в городе – самая ближняя к нам многоэтажка находится всего в ста метрах.

Мелкий гравий на обочине под нашими ногами с каждым шагом становится все более похожим на полноценный асфальт, фонари светят ярким белым светом, а живодер Андрей на своей фуре проносится мимо нас, протрубив сигналом. Мы вошли в настоящий город, и к каждой его высокой бетонной стене хочется приложиться лбом, обнять ее и поцеловать. Взасос. Однако, не знаю, что он думает. Марат согласно кивает и добавляет с улыбкой: «И записку в щель сунуть». И ведь не перестает умничать этот старпер. Была бы мужиком, давно бы ему врезала за это. А так – я просто улыбаюсь в ответ, снисходительно (как хочется мне верить). Барана жалко, но короткий сон помог побороть казавшуюся необоримой усталость от проведенной ночи. А, значит, и горести стали забываться значительно быстрее, и в ногах появилась быстрота. Я опять веду за собой Марата, пока, правда, не знаю куда. Вероятно, сейчас его ход, но, может, намекнуть ему, что пора и до гостиничного номера какого-нибудь додуматься? Когда грешить будем? Он еле тащит свои ноги за мной и опять тяжело дышит, хотя вроде тоже успел поспать на моем плече. Но это было до «Немирова», да и старый он. Уф… И жалко вас, износившиеся мужички, и противно с вами. «А вам сколько?» Охренел!