Я – Виктор Цой

«Куда мы идем?» – еле слышно в одном из его выдохов за моей спиной. Притих совсем, чувствует скорый конец, и, похоже, не рад этому. К Алие. «К Алие?! – переспрашивает он, – то есть, к вам?» Нет, дорогой, не ко мне, так называется старая гостиница в квартале отсюда, серенькая, с рядами окошек-амбразур на всех этажах, мало кому знакомая, и поэтому долгоживущая. «Она недорогая?» – вдруг в нем проснулась меркантильность, когда уже поздно, и назад дороги нет. А мог ведь что-нибудь пошутить неумное по поводу совпадения имен моего и гостиницы, как это делают нормальные мужики. Однажды моя профессорша витиевато сказанула – только под утро или после дождя бесы порочности выветриваются из хрупкой человеческой души. В общем-то, она многому меня научила в плане словесности, когда мне приходилось докапываться до смысла непонятных мне тогда связок слов, так часто бросаемых ею. Действительно, мужики словно вампиры, почти всегда с первым лучом солнца превращаются в озабоченных работой и семьей членов общества и начинают канючить о необходимости тянуть лямку жизни (и это после трех «тройничков» за ночь). Вот и в нем это просыпается. Сейчас скажет – мне надо спешить. Ну, конечно, раздается ожидаемое «мне надо спешить», но после этого он сразу убегает куда-то вбок. Я оборачиваюсь и вижу тоненькую женскую фигуру, стоящую на пустой дороге. Спустя секунд пять сквозь утренний полумрак я разглядываю в этой фигуре девушку в красном платье до пят и давно нечесаными черными волосами – тонкая ткань одеяния извивается на ее теле от ветра, но сама она неподвижна. К тому же, девка явно бухая – с ее руки свисает бутылка чего-то крепкого, кажется, виски. Движимый милосердием вперемешку с похотью, Марат пытается ее расшевелить и трет ее плечи. Это зря, если она просто под кайфом, то ей совсем не холодно – а, значит, мой приятель может нарваться на легкие неприятности. Думаю, она треснет его бутылкой по голове. Но – нет! Она наклоняется вперед и прикладывается губами к его уху. Что она ему там нашептывает, шептунья?! Неужели на самом деле вся ночь пойдет коту под хвост?! Эта дрянь просто пришла на все готовенькое… И они скрываются в темноте за дорогой. А там кусты, густые. А я здесь, тупая дура. Какого хрена я стою и ничего не делаю?! Я бегу к этим кустам, то ли акациям, то ли шиповникам – все эти городские кустики всегда были верным прибежищем шалав, когда квартиры или гостиницы клиентам не по карману, а после тебе приходится от своей в кровь разодранной задницы отскребывать куски собачьего дерьма. Надеюсь, и ей оно достанется, если я не успею.

Я не успела. Едва раздвинув колючие ветки, я слышу его протяжное и басистое «О!». Шестьсот баксов быстро испаряются в утренней мгле, а, точнее, исчезают в ладони этой левой шлюхи – я вижу, как он, еще пребывая в последних осколках оргазма, сует ей в руку банкноты. Она сидит на нем и, похлопывая рукой с баксами по его пузу, делает глотки из бутылки. Его штаны спущены до самых ботинок, и белеют его голые ноги, вокруг кусты, а из одного из этих кустов торчит моя безмозглая голова. Сама виновата. Надо было так же сделать в самом начале, а не возиться с этим теленком – знала ведь, что все они мгновенно меняют тебя, как только кто-то чуть покрасивей помурлычет и потрется об шейку. О чем я вообще думала?! – этот вечный женский вопрос снова настиг меня, насквозь проё…ную проститутку, спустя кучу лет после забытого девичества. Вопрошающий голос обманутой честной женщины стучит в моей башке мотивчиком бойкой популярной песни, и от этого становится легче. И веселее. Я улыбаюсь. А та девка в красном втыкает бутылку в пучок травы на земле и, утопив свои руки в мягком животе Марата, с трудом отрывается от него. Выпрямившись, она встряхивает плечи и коротко визжит. «Спасибо, я проснулась», – бормочет она после нежным, тягучим голоском, перешагивает через него и, шатаясь, скрывается за следующей чередой кустов. Треск ее шагов по мерзлому газону быстро глохнет вдалеке. Тихо.