Я – Виктор Цой

В голове непрерывно бьется: «Лишь бы не тупик! Лишь бы не тупик!» Ноги уже сводит судорогой от быстрого бега, мы ныряем из одного прохода в другой, протискиваемся между заборов, перепрыгиваем через арыки, а топот и крики преследователей все еще близки. Удивительно, что после пятиминутной погони они до сих пор нас не догнали – вероятно, они пьянее, чем мы. «Не могу…», – стонет Марат и падает за ржавым остовом «Запорожца» возле одного из домов. Козел старый! Топот приближается, и мне приходится упасть туда же за «Запорожец», придавив всем своим весом моего старпера. Хаотичная беготня заплетающихся ног медленно проплывает мимо нас и стихает вдалеке. Мы молчим. Довольно долго ничего не слышно, кроме нашего дыхания. Он начинает дышать все более часто, с прерываниями – думается, ему приятны эта неожиданная близость и тепло моей плоти. Возбудился, бедняга. Надо освободить его от меня, пока он не кончил раньше времени, чем добавит мне массу лишней работы. И я встаю. Полминуты спустя, медленно поднимается Марат – сначала садится на колени, а потом опирается рукой о слегка поигрывающий металлический лист забора и, выдержав паузу, делает короткий прыжок вверх. Да, с ногами у него совсем тоскливо, инвалидная коляска неминуемо маячит в его недалеком будущем. Забор продолжает шелестеть умирающим тихим громом, и сквозь него вдруг доносится чей-то тонкий голосок, почти детский, чистый и молящий. Мы с Маратом замираем и пока не можем разобрать ни слова. Нам ведь это не кажется? Марат отрицательно мотает головой: нет, не кажется. Но голосок так же неожиданно исчезает в тишине, даже не дав нам времени на разгадку его происхождения. Где-то очень далеко бухтит пес, как бы убеждая нас, что нам все показалось. Мы дружно задираем головы к луне, словно ища у нее ответа, и уже хотим продолжить наш бесполезный путь, но тут, почти у самых наших ушей раздается: «Ты меня слышишь?». Плач, просьба, признание, отречение, жертва, презрение – все это вместе и каждое по отдельности отчетливо слышится в этих трех словах, сказанных ломким девичьим голосом, откуда-то из-за забора. Она стоит совсем рядом, в десяти сантиметрах, мы даже слышим шорох ее легкой одежды. Пошарив рукой, я нахожу маленькое отверстие в железе, привстаю и прикладываю к нему глаз. Вижу кусочек бархатистой кожи чьего-то наверняка красивого лица, освещенного светом дисплея телефона. И из того сна, которое когда-то было моим прошлым, тянущим на дно камнем возникает черная мысль-воспоминание, что, если ей никто сейчас не отзовется, вся жизнь ее пойдет кувырком. «Ты меня слышишь?», – повторяет девица, и я не выдерживаю, бью со всей силы кулаком по забору и кричу: «Дура! Спать иди!». Само собой разумеется, следует сдавленный вскрик испуга, и бесшумным бегом девушка быстро удаляется и скрывается в доме. Никому ты не нужна, п…да малолетняя, и, надеюсь, скоро это поймёшь.