Путь в штрафбат
Старлей-вохровец оказался прав… Всего неделя и решением трибунала Краснов получил три месяца срока в штрафном подразделении. Ждать исполнения приговора долго не пришлось и уже на следующий день, сержант Зозуля привел Краснова в кабинет особиста. Только открыв дверь, он увидел, что возле стены на стуле сидит его комэск. При виде вошедшего в кабинет Краснова, Иван бросился ему навстречу и обнял, словно родного брата.
— Все нормально, старик! Три месяца и ты свободен! На фронте время летит, сам знаешь, как быстро! — сказал старший лейтенант, похлопывая Краснова по плечам.
— Мы тут тебе в дорогу паек всем полком собрали. Дотянешь? — спросил Иван, показывая на два больших солдатских вещевых мешка.
— Что это? Тушенка американская из индейки, шоколад, белый хлеб, сигареты «Кэмел». Наши ребята в Фербенксе разжились! Вот мы решили тебя в дорогу «согреть». Тебя, Валера, сегодня отправляют до Иркутска, а там поедешь поездом с сопровождением.
— Ты хотел сказать, с конвоем!
— С сопровождением! — утвердительно сказал Заломин, не желая обидеть друга.
В кабинет вошел старший лейтенант конвойной роты. Краснов сразу узнал в нем сокамерника и дебошира, с которым ему довелось просидеть в камере два дня. Старлей за драку с майором тыловиком, получил от коменданта сеймчанского гарнизона пятнадцать суток ареста, которые он и отбывал на гауптвахте.
— А, это ты, старлей! — сказал он, увидев Краснова. — Я же говорил тебе, больше трех месяцев не дадут! Это, братец, фронт, а не цацки — пецки!
Капитан СМЕРШа сложил несколько папок вместе, перевязал их суровой бечевкой и, залив сургучом, поставил на сплетении свои печати.
— Так, товарищ старший лейтенант Мартынюк, забираете осужденных и конвоируете их до Иркутска. Там сдадите их начальнику Иркутской тюрьмы для дальнейшего этапирования на фронт. Это личные дела осужденных, — сказал мордвин, показав на пачку бумаг. — Получите на спецконтенгент продпаек и через…, - капитан взглянул на часы, — Через три часа будет как раз самолет до Иркутска.
— Есть! — сказал старший лейтенант и, козырнув, вышел из кабинета.
— Короче, мужики, давайте прощайтесь! Краснову на этап. Через три часа самолет, — сказал капитан — особист и, вложив в брезентовую инкассаторскую сумку личные дела, также опечатал ее сургучной печатью.
— Ты, Валера, перекуси на дорожку, — сказал Заломин и, вытащив из вещмешка банку тушенки, ловко ножом открыл ее.
Нарезав пластами квадратики хлеба, он наложил тушенки и, взглянув на капитана-особиста, спросил:
— Капитан, может мы выпьем, на посошок по сто капель!?
Тот с аппетитом взглянул на водку, закуску и, махнув рукой, сказал:
— Давай, старлей, наливай! Дорога уж больно ему дальняя. Пусть Краснов знает, что тут остались его друзья! На меня, брат, зла не держи, я также как и ты, подневольный, что прикажут, то и делаю. Не мог я не дать этому делу ход. Не мог!
Иван налил водку в посуду, поставленную особистом на стол и, взяв в руки стакан, сказал:
— Давай Валера, за тебя! Пусть эти три месяца пролетят для тебя, как один день! Пусть ни одна фашистская пуля, ни один осколок, не коснется твоего тела!
Офицеры, чокнувшись стаканами, выпили водку и, взяв в руки по бутерброду, закусили.
— Не держи на меня зла, Краснов! Я знаю, что ты не виновен, но ведь у каждого своя работа. Ты же знаешь! Ты, бьешь немцев, а я ловлю немецких шпионов, — стал оправдываться мордвин.
— Да брось ты, капитан! Я знаю, кто на меня донос написал! А впрочем, я особо то и не жалею, что все так случилось! Хочу, мужики на фронт, так хочу, аж шкура чешется! — сказал Валерка, без всякой обиды. — Там же настоящая жизнь! Враг перед тобой и ты бьешь его из всех видов оружия. А здесь…. Здесь болото, взлет-посадка…
— Здесь тоже, Валера, фронт! Без этих самолетов очень трудно нашим ребятам там, где сегодня свистят пули и умирают люди. Ты ведь сам все прекрасно знаешь и понимаешь, — сказал Иван, долив в стаканы остатки водки.
— А теперь, мужики, давайте за нашу победу! Я верю, что мы скоро попрем этого немца, до самого Берлина так, что у него будут пятки гореть. Это лето будет самым жарким за все время. Есть, есть у меня такое предчувствие…
— За победу! — сказал особист и, подняв стакан, вновь вылил водку себе в рот, не закусывая, показывая стойкость духа.
Летчики последовали его примеру и тоже осушили посуду, закусив вяленой олениной, которая слегка отбивала запах алкоголя.
Валерка сидел и глядел в свой стакан. О чем он сейчас думал, никто не знал. Все, что случилось с ним за последнее время, не каждому человеку суждено было пережить за всю жизнь. Как бы очнувшись, он посмотрел на своих боевых товарищей, держащих пустые стаканы и, вздохнув полной грудью, вымолвил:
— За победу!