Я отвернулась

— Я не Майкл, мам. Я Люк. Твой сын. Неужели ты не помнишь?

Я сомневаюсь. Не помню это имя. Но помню что-то другое.

— Австралия! — выпаливаю я.

— Верно. Я жил в Австралии, но теперь вернулся, чтобы тебе помочь. — Тут его голос срывается. — Ты такая худая и хрупкая…

Он пытается взять меня за руки, но офицер пресекает это.

— Эми до сих пор расстроена, — говорит этот… Люк? — Но рано или поздно она придет в себя.

Эми… Эми… Это имя тоже звучит знакомо.

Его голос становится тише:

— Ты… помнишь Джоша?

Я напрягаю память, но сомневаюсь.

— Он обычно называл тебя «буля»

Внезапно я отчетливо вспоминаю, как другой светловолосый ребенок влетает в парадную дверь и бежит ко мне, раскинув руки. Я плачу, но не знаю почему.

Высокий блондин — Люк — что-то вкладывает мне в руки. Я удивленно смотрю вниз. Это резная деревянная шкатулка. На крышке вырезан эдельвейс. Почему-то я понимаю, что внизу есть ключ. Я поворачиваю его и открываю. Музыка наполняет воздух. Это песня о маме, танцующей со мной по комнате, когда я была маленькой. О белокуром мальчике по имени Майкл, одно только имя которого ножом режет мое сердце. И о другом светловолосом ребенке. О том, который погиб из-за меня.

— Все в порядке, мам. Не расстраивайся. Ты не виновата.

— Но как же так, — рыдаю я. Прошлое возвращается ко мне, как случайные кусочки головоломки. Некоторые из них подходят друг к другу, но остальные — не совпадают. — Джоша больше нет!

— Есть, — говорит человек, который назвался моим сыном. Он обнимает меня и раскачивает из стороны в сторону, как дитя. — Он есть!

Я впиваюсь в него взглядом:

— Что ты имеешь в виду?

Он говорит мягким голосом:

— Что именно ты помнишь?

— Красную футболку… — всхлипываю я. — Плавающую в воде.

Теперь он гладит мои руки. Офицер не смотрит. Гладит и гладит, стремясь успокоить меня.

— Да, но Джоша в ней не было. Он был в безопасности в стороне от пруда.

Слезы текут ручьем по моему лицу. Как? Почему? У меня столько вопросов, что они мешают друг другу слететь с моего языка.

— Слава богу! — выдыхаю я. — Мой мальчик! Мой драгоценный малыш!

И тут поглаживание прекращается. Люк отпускает мои руки и смотрит на меня со страхом в глазах.

— Но… ты помнишь, что случилось с папой?

Офицер объявляет, что у меня очередной посетитель. Видимо, я подписывала бумагу, что не против этого. Но я не помню. Сейчас все кажется нереальным, у меня кружится голова. Я до сих пор пытаюсь принять то, что сказал мне Люк. Часть меня испытывает такое облегчение, что я почти «плыву». Но остальная я потрясена до глубины души. В это невозможно поверить. Меня ведут в помещение для свиданий, которое напоминает школьный спортзал с решетками на окнах во всю стену. Офицеры зорко следят за происходящим, прохаживаясь между столов и стульев. Одна сторона — для нас. Другая — для посетителей. Там сидит и ждет меня женщина, которая была на слушании об освобождении под залог. Неужели это действительно дочь, о которой мне рассказывали?

Прекрасные темные кудри Эми мягко вьются по плечам. На ней кремовый жакет. Его вид пробуждает воспоминания о походе по магазинам. Кажется, мы покупали его вместе? До того, как Кэрол ворвалась в нашу жизнь и все разрушила?

— Как ты могла, мама? — начинает она.

— Прости, — выдавливаю я. — Прости меня.

Дочь заливается слезами. Ее горе разрывает мне сердце. Я подаюсь вперед, чтобы обнять ее, но она отталкивает меня. Каждая мать хочет утешить своего ребенка, независимо от того, сколько ему лет. Но я потеряла на это право.

Я оглядываюсь по сторонам. Это не личное свидание. Мы не единственные в зале, у кого столь же эмоциональная встреча.

— Я так скучаю по папе, — рыдает дочь.

— Я тоже…

— Не смей так говорить! — Эми бьет кулаком по столу между нами. — Ты убила его! И Джош тоже мог погибнуть по твоей небрежности! И это ты во всем виновата!

Разве я и так этого не знаю? Разве не говорю себе то же самое каждую секунду каждой минуты каждого часа с тех пор, как Люк сказал мне правду? С тех пор, как моя старая музыкальная шкатулка стала спусковым крючком для воспоминаний, зарытых в глубине сознания.

— Ты понятия не имеешь, каково нам было! — кричит Эми. — Как ты могла просто взять и бросить нас на четыре с половиной месяца?

Слез уже не видать, вместо них на лице дочери неприкрытый гнев.

— Мы даже не знали, жива ты или нет! И честно говоря, иногда мне хотелось, чтобы ты исчезла навсегда! Неужели ты совсем не чувствуешь себя виноватой?

— Конечно, чувствую… — Я поникаю головой, уперев лоб в сложенные ладони.

— Нам пришлось сказать Джошу, что его дедушка умер.

Страх пронзает меня, как стрела.

— А вы сказали, что…

Я не могу заставить себя закончить фразу, но она понимает, о чем я.

— Нет! — Эми смотрит на меня с отвращением во взгляде. — Я не говорила, что убийца — его бабушка.

— Спасибо… — всхлипываю я.

— Не надо. Я сделала это ради него. Не для тебя.

Она поднимается.

— Я совершила ошибку, приехав сюда. Меня тошнит от одного вида твоего лица. Ты не заслуживаешь быть матерью! Я ухожу.

Откровенно говоря, я ее не виню. Я бы тоже хотела сбежать от самой себя.

Так же, как, по их словам, поступила раньше.